Идея, как мне предупредить командование об ошибках весенне-летнего наступления сорок второго года, пришла мне уже тут. А что, раньше я много думал, как выдавать информацию и самому не попасться. А тут и дошло, наконец. Я просто буду передавать все что знаю, представляя это добытыми разведданными. О, тут даже можно развернуться более широко, и уже придумал как.
Я сидел в комнате возле окна и писал, когда появился Олег. Он отсутствовал полдня, явившись только сейчас, а времени уже половина двенадцатого ночи.
– Тебя патруль не сцапал?
– Пробрался, хотя и с трудом. Засиделись мы со связным что-то, много интересного поведал. Андрей…
– Говори тише, – шикнул я на товарища, – или переходи на немецкий, здесь стены как бумага. Сам весь вечер слышал какую-то пьяную ругань слева.
– О, а мне на лестнице попался немецкий унтер, в хламину пьяный. Вылетел из парадной так, словно ему пинка хорошего дали. Меня он не заметил, смотрел только под ноги. Но мало ли кто слушает, давай и правда лучше на вражеском говорить. Если тихо, то не разберут, но хоть речь будет не русская, – Олег в это время уже шептал.
– Тем более и мне нужна постоянная практика, – подмигнул я.
– По железке постоянно идут эшелоны к фронту. Шестая армия сейчас на острие, будет участвовать в наступлении.
– В контрнаступлении, – поправил я.
– Ты что, тоже что-то узнал?
– Олег, ты забыл, откуда я появился? – усмехнулся я его данным.
– А, точно. А что, наши вновь в наступление пойдут? Вроде столько сил положили, пытаясь закрепиться.
– Наши старшие командиры не совсем точно трактуют данные, что приходят к ним от разведки.
– Ты это и пишешь?
– Пишу я, как избежать катастрофы. Той, которая была в моем времени, – пояснил я. – Хочу представить свой опус в виде документов одного эсэсовца, где он якобы ставит себя на место нашей армии и пытается проанализировать возможные действия.
– Это еще что за клоун? – удивился Олег.
– Да не бери в голову, – махнул рукой я. – Понимаешь, немцы всегда пытаются просчитать заранее возможные риски. Это не игрушка про танки двадцать первого века, где можно тупо идти вперед, громя все вокруг танками и артиллерией. Здесь думать надо. А вот у наших наоборот. Пока не произойдет что-то серьезное, никто шевелиться не станет. Ты будешь мне поддакивать во всем, что я расскажу и напишу, понял меня? – я серьезно посмотрел на товарища.
– Конечно, – кивнул Олег. – Ты нам объяснял тогда, что не хочешь сообщать ничего из будущего, – передумал?
– Я не хотел делать это от себя, понимаешь? Меня возьмут за задницу и… Тут я представлю все это как данные из вражеского штаба. От кого именно, не важно, всегда можно сослаться на то, что «язык» сдох по дороге, либо что документы мы выкрали, а изучив и сняв копии, вернули назад. Ведь как, – начал я объяснять, – если у фрицев действительно украсть какие-то суперсерьезные документы, они начнут корректировать планы, а нам это не нужно. Поэтому так и поступим. Сообщим, что в наши руки попали немецкие планы, мы их тщательно записали, а оригиналы вернули.
– Думаю, это хорошая идея, – покачал в согласии головой Олег.
– Я тоже так считаю. Поэтому сегодня можешь ложиться спать, я буду работать. Многое надо объяснить и рассказать руководству.
– Как скажешь. О встрече со связным узнать не хочешь?
– Ну, а что там связной? Запуган, боится и шаг ступить, чтобы не влипнуть. По большому счету ничего толком и не знает…
– Прям повторил мои мысли! – удивился Олег.
– Да это и так ясно. Что-то об объекте узнал?
– Толком? Ничего. В кино тот не ходит, а в остальное время наш связной никуда особо не лезет. Правда, рассказал об одном эсэсмане, шибко высокого звания.
– Что именно?
– Тот интересовался, какие пленки в аппарате можно крутить.
– А-а. Что-то свое хотят посмотреть, – задумчиво произнес я, – или снимают для Гиммлера отчеты и хотят сами просмотреть.
– Понятно. А вообще, жаловался, что эсэсовцев в городе много. Постоянно устраивают облавы и обыски, вот и боится.
– Да все боятся. Ты думаешь, я не боюсь?
– Думал, что нет, – вновь выказал удивление Олег.
– Сначала вроде не боялся. А вот с каждым днем и часом все сложнее, – я попытался донести свои мысли до товарища. – Понимаешь, Олежка, умереть бояться глупо, да и не смерти я боюсь.
– Ты чего? Как это глупо? Смерти все боятся.
– Она все равно придет, это как восход или закат солнца. Нет, я боюсь пыток!
– Да уж, – передернулся Олег.
– Во-первых, меня уже немного допрашивали, повезло, что фрицы тогда мной не заинтересовались. Тут же другое дело. Попадись я здесь… Нет, это будет даже не звиздец. Полный звиздец! Вот что это будет. Ни один человек не сможет скрыть что-то под пытками. Если тебе говорили или ты читал об обратном, не верь, просто плохо пытали. Люди – существа, не терпящие боли, точнее, у каждого есть свой порог, переступив который, враг узнает всё.
– Теперь я понимаю суть приказа… – Олег резко оборвал речь.
– Какого приказа? – взглянул я на друга, приподняв бровь.
– А-а. Не вижу смысла скрывать. Мне приказывали не допустить захвата тебя в плен…