И тут же мелькнула чуть самодовольная, но успокаивающая мысль, что он, Игорь Владимирович, не ошибся тогда, пять лет назад, переманив своего бывшего аспиранта, работавшего в сельскохозяйственном институте скромным преподавателем на кафедре тракторов и автомобилей, и добившись его назначения своим замом. Сергеев, правда, звезд с неба не хватал, но не пропускал новой литературы, был знающим специалистом, и организатор из него вышел превосходный. Негромким своим голосом, неизменной вежливой ровностью он умудрялся гасить скандалы и споры между старыми профессорами, начальниками соперничающих отделов и лабораторий, а многие из них были сварливы и капризны, как дети. И никто, пожалуй, лучше Сергеева не смог бы договориться с предприятиями-заказчиками или с министерством о наивыгоднейших для института условиях, хотя не был Сергеев ни ловкачом, ни делягой, — просто спокойная логика его мышления убедительно действовала и на членов министерской коллегии, и на директоров заводов. Словом, с приходом Сергеева в институт Игорю Владимировичу стало полегче, и он мог уделять конструкторской работе больше времени, хотя где-то в самой сокровенной глубине души ощущал, еще боясь признаться себе в этом, что уже вряд ли сможет создать что-нибудь по-настоящему оригинальное: силы теперь не те, да и отставать начал, — эта административная текучка съедала время, а нового в мировом автостроении все прибавлялось и прибавлялось, и так просто, скорым просмотром реферативных бюллетеней и журналов осмыслить это новое не удавалось. И, еще неосознанно, Игорь Владимирович стал бояться риска. Казалось, по-прежнему мыслил он остро и резко и умел в чужих работах сразу увидеть оригинальность и новизну, сам же мало-помалу стал тяготеть к проверенным решениям, солидным, добротным, но лишенным полета, дерзости. И все больше его тянуло к чистым исследованиям, к систематизации наблюдений. Он несколько лет занимался аэродинамикой автомобиля, и вот уже скоро должна была выйти большая книга — итог его исследований…
Игорь Владимирович еще не разобрался во всем этом, еще не чувствовал изменений в себе, потому что тело было послушным, крепким, но это полусознание-полуощущение близящейся старости уже было с ним. Может быть, поэтому он считал работу группы Гриши Яковлева почти что своей. Их непонимание, то, что они считают его чуть ли не противником, уязвляло душу. Может быть, только Алла, жена, понимает, что никакой он не противник, что он хочет как лучше. Она же должна знать, что в серьезных делах он всегда старается действовать наверняка. Хотя — понимала ли она его когда-нибудь до конца? Игорь Владимирович не был уверен в этом…
Сергеев аккуратно складывал бумаги в коричневый бювар, выравнивал края листков. Второй заместитель Игоря Владимировича, Никандров, развалясь в кресле, курил, лацкан его пиджака был припорошен пеплом, одутловатое лицо выражало уверенность недалекого человека. У Никандрова не было ничего, кроме биографии. Еще мальчишкой он участвовал в строительстве АМО, был напористым комсомольским вожаком, бригадиром ударной бригады, собиравшей первые советские автомобили, его наградили, направили на рабфак, потом — в институт. Никандров был одним из первых инженеров-автомобилистов, получивших образование при Советской власти. Его назначили начальником сборочного цеха на новый горьковский автозавод. Он не уходил с завода сутками, цех выполнял и перевыполнял план, за этот труд Никандров получил свой второй орден, о нем писали в газетах. В сорок первом году Никандров работал уже в наркомате.
В первые дни войны он ушел добровольцем. Война не потребовала от Никандрова душевной перестройки, потому что его ведущими чертами были энтузиазм и напор, он привык к штурмовому темпу первых пятилеток, когда работу нужно было выполнять «во что бы то ни стало», и фронт для него, в сущности, был такой же работой, только иными средствами, в иных условиях. Воевал Никандров хорошо, был ранен, снова награжден. После войны его направили главным инженером на большой завод, но что-то уже изменилось в заводской жизни — одного напора и желания сделать свое дело как можно лучше было уже недостаточно, не хватало знаний, гибкости, широты. Отсутствие всего этого Никандров пытался возместить громкой фразой, прямолинейной требовательностью к подчиненным, но дело не шло. Его понизили в должности, перевели в КБ, и здесь он пробыл недолго, потому что не справлялся с работой. Но в автомобильной промышленности Никандров был человеком известным, многие его однокашники и сверстники занимали высокие посты в министерстве, руководили заводами. И его перебрасывали с одной должности на другую, — так и прошло двадцать послевоенных лет. Когда создавался новый отраслевой институт, Игоря Владимировича уговорили в министерстве взять Никандрова своим заместителем, как человека самоотверженной работоспособности, особенно полезного в начальный, организационный период.