Испытания для богини (ЛП)

Я сделала шаг в его сторону, разрываясь между злостью и желанием прикоснуться к нему, убедиться, что мой Джеймс все еще где-то там, под этой маской хитрого божка, твердящего нужные слова, чтобы убедить меня уйти. Чтобы украсть бессмертие Генри и присвоить его себе.

— Ты считаешь, я должна это сделать? — теперь между нами оставалось расстояние в шаг. — Сдаться и бросить его, как Персефона?

— У нее были свои причины. Он забрал у нее все, что она любила, и заставил жить здесь против воли. Ты бы поступила так же.

Я замолкла. Разница между мной и Персефоной заключалась в том, что ей было, что терять. Джеймс робко подался вперед и обнял меня, закапываясь лицом в волосах. Я услышала, как он сделал глубокий вдох, и задумалась, чувствовал ли он запах моего лавандового шампуня или страх, вину и решимость. Через пару секунд я тоже его обняла.

— Пожалуйста, не мучай себя, Кейт, — пробормотал он мне на ухо. Я закрыла глаза и притворилась, что это все еще Джеймс. Не соперник Генри, не бог, наживающийся на моих неудачах, а мой старый добрый друг.

— Можешь сделать кое-что для меня? — спросила я, уткнувшись ему в грудь.

— Конечно. Что угодно.

Я отпустила его.

— Тогда катись отсюда и не возвращайся до весны.

Его глаза округлились.

— Кейт…

— Я серьезно, — мой голос дрожал, но я стояла на своем. — Уходи.

Он ошеломленно посмотрел на меня, засунул руки в карманы и отошел на пару шагов. На мгновение мне показалось, что он собирается что-то сказать, но затем парень быстро развернулся и ушел, оставляя меня одну в спальне Персефоны.

Я четыре года не давала маме сдаться и не дам сделать то же Генри. Если он не хочет жить для себя, значит, я найду способ заставить его жить ради меня.

***

Многими часами позже, когда луна поднялась в небо так высоко, что ее уже не было видно из окна, я лежала в кровати и смотрела в потолок. Хотелось заснуть и поделиться всем произошедшим с мамой; спросить совета, как мне убедить Генри бороться дальше. Но я знала, что она не скажет ничего нового — не ей решать эту проблему. Я пошла на сделку и не собираюсь сдаваться без боя.

Утро только наступило, а кто-то уже стучался ко мне в дверь. Я закопалась лицом в подушку. Ава уже ушла, когда я выскользнула из комнаты Персефоны, и у меня не было настроения рассказывать ей о последних событиях. Мне нужно пару дней, чтобы самой во всем разобраться, прежде чем об этом узнает все поместье, если уже не знало.

Хотя я не издала ни звука, дверь все равно отворилась, а затем послышались бесшумные шаги по ковру. Я старалась не шевелиться, чтобы неожиданный гость решил, что я сплю, и ушел.

— Кейт?

Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать голос Генри. Что-то забренчало внутри меня, какая-то знакомая нота, пославшая волну уюта по моему напряженному телу. Но я все равно не повернулась.

Он передвигался так тихо, что я не могла понять, насколько он близко, пока не почувствовала, как просел матрас. Прошла не одна минута, прежде чем он сказал:

— Прости, — его голос ничего не выражал. — Тебе не стоило это видеть.

— Я рада, что увидела.

— И почему же?

Не хотела отвечать. Как ему объяснить, что он не должен сдаваться? Я рисковала всем ради него и с радостью сделала бы это снова, главное — чтобы не впустую. Мне не удастся заставить его бороться, но я найду ему повод не исчезать.

Генри вздохнул. Затянувшаяся тишина только ухудшала ситуацию, потому я наконец пробурчала в подушку:

— Почему ты раньше не сказал о Джеймсе?

— Догадывался, какой будет твоя реакция, и хотел максимально уберечь тебя от боли.

— Мне больно не от того, что теперь я знаю, кто он на самом деле. Гораздо хуже, что никто здесь мне не доверяет.

На мгновение я почувствовала его ладонь у себя на руке.

— Значит, я постараюсь больше тебе доверять. Прости меня.

Его извинение, каким бы искренним оно ни было, пролетело мимо моих ушей.

— Если я пройду испытания, между нами многое изменится, правда? Жизнь перестанет быть игрой, цель которой скрыть от Кейт побольше тайн? Потому что, если ответ на это не утвердительное «да», то я вряд ли смогу это сделать.

Он провел тыльной стороной ладони по моей щеке, но это тоже продлилось не дольше секунды.

— Да. Утвердительное да. Дело не в том, что я тебе не доверяю… Просто есть вещи, которые тебе пока знать не дано. Как бы это ни раздражало, я клянусь — это ради твоего же блага.

Ради моего же блага. Судя по всему, это самое популярное оправдание, когда они делают что-то, что мне не нравится.

— И насчет Персефоны, — добавила я, радуясь, что лежу к Генри спиной, и он не видит боль в моих глазах, когда я произношу ее имя. — Я не она, Генри. И никогда ей не стану. Я не могу провести вечность, пытаясь занять ее место. Понимаю, сейчас я для тебя никто…

— Ты не никто, — сказал он с удивительной твердостью. — Даже не смей так думать.