Испытания Морриган Кроу

Морриган вошла за ней в гостиную. Оживлённая толпа гостей поднимала бокалы, приветствуя хозяйку. Айви сделала знак молодому человеку за роялем, и комнату наполнил бодрый рождественский гимн. Корвус во фраке с розой в петлице встретил супругу ослепительной улыбкой.

— Надо же, вечеринку устроили! — подивилась Морриган. — Это что-то новое.

Юпитер молчал.

Она с изумлением наблюдала, как Айви с отцом танцуют посреди гостиной под аплодисменты гостей. Какой-то мужчина шепнул что-то на ухо Корвусу, и тот весело расхохотался, запрокинув голову. Случаи, когда отец так смеялся, можно было перечесть по пальцам одной руки. То есть, вообще-то пальца хватило бы и одного, включая случай сегодняшний.

— Они меня совсем не могут видеть? — спросила Морриган.

Юпитер держался позади, стоя у стены.

— Увидят, только если захочешь.

— Я хочу!

— Нет, — буркнул он. — Не хочешь.

В гостиной всё теперь стало по-другому. Обои и цветочек. Айви повесила новые шторы и сменила обивку — на лазурную с фиалковым оттенком. Везде, где только можно, висели фотографии в рамках — на всех Корвус, Айви и новорождённый младенец… нет, младенцы — близнецы. Одинаковые розовощёкие мальчуганы со снежно-белыми волосами, как у их матери. На двойной серебряной рамке выгравированы имена Вольфрам и Гунтрам с затейливыми завитушками.

Выходит, братья. Стоя посреди шумной вечеринки, Морриган пыталась переварить эту новость и никак не могла. «У меня два брата», — крутилось у неё в голове снова и снова, но смысл слов таял и уплывал, не оставляя никакого осадка.

Интересно, а где бабушка? Не успела она подумать, как поняла, что знает.

* * *

В Зале мёртвых Кроу было темно и тихо. Таким его Морриган и запомнила — холодным, пустым и пахнущим плесенью. Изменилось лишь одно: на стене появился её собственный портрет.

На самом деле комната называлась скучно — Портретный зал, а Залом мёртвых Кроу его называла только Морриган. Действительно здесь висели изображения только членов семьи, и только умерших. Почему-то бабушка особенно любила проводить здесь время, иногда целые часы, и если её приходилось искать, оказывалась неизменно в этом скучном зале, вглядываясь в длинный ряд портретов, начиная с Труппа Кроу, прапрапрадедушки Морриган, случайно застреленного слугой на охоте, и заканчивая Камамбером Кроу, любимым гончим псом отца, который сожрал в ванной целый ящик обмылков и подох, истекая пеной из пасти.

К удивлению Морриган, для неё освободили почётное место между двоюродной бабкой, достопочтенной Вороной Кроу, упавшей с лошади, и дядей Бертрамом, братом Корвуса, который скончался в молодости от лихорадки. Вообще-то бабушка всегда очень придирчиво выбирала, какой портрет куда вешать. К примеру, покойная мать Морриган оказалась в самом дальнем конце зала, среди менее любимых домашних питомцев и всяких четвероюродных родственников.

Портрет Морриган заказали живописцу, который рисовал семейство Кроу уже более шести десятков лет. Совсем старенький и медлительный, он заставлял её стоять неподвижно целыми часами и без конца ворчал, размахивая кистью: «Не дёргайся!», «Я вижу, как ты дышишь!» и «Перестань чесать нос, озорница!».

Во время последнего сеанса, который состоялся как раз в тот памятный день Тьмы, в комнату вошла Айви с портновским метром и стала снимать мерку с Морриган, прижимая к уху телефонную трубку. «Длина сто сорок, — говорила она, — да, не меньше… о нет, пошире… Она широкоплечая… А красное почём? Нет, тогда лучше сосну… Нет-нет, Корвус захочет красное: мы не можем выглядеть дёшево… Обивка — розовый шёлк, конечно… Подушка с оборками и розовая лента вокруг… Доставите домой, я надеюсь? Что значит — когда?! Завтра, и пораньше!» Закончив, она вышла, так и не сказав ни слова ни художнику, ни падчерице.

Когда Морриган поняла, о чём шла речь, то долго сокрушалась про себя, что будет лежать во всём розовом, и в результате получилась на картине мрачная, со скрещенными на груди руками.

Сейчас она видела готовый портрет впервые, и он ей понравился.

— Кто здесь?

Бабушка стояла у окна, освещённая лишь слабым светом из прихожей. Парадное чёрное платье, знакомое ожерелье на шее, высоко уложенные седые волосы. От старушки веяло любимым сандаловым ароматом.

Морриган робко шагнула к окну:

— Бабушка, это я.

Старшая Кроу прищурилась, окидывая взглядом тёмный зал.

— Здесь кто-то есть? Отвечайте!

— Почему она меня не видит? — прошипела Морриган, обернувшись к Юпитеру.

— А ты давай старайся! — Он подтолкнул её вперёд.

Она глубоко вдохнула, сжала кулаки и подумала изо всех сил: «Увидь меня, пожалуйста!» Потом повторила:

— Бабушка, это я! Я здесь, прямо перед тобой!

— Морриган? — хрипло прошептала старшая Кроу. Глаза испуганно вытаращились, она подалась вперёд. Тряхнула головой, всё ещё не веря. — Ты?.. Не может быть!

— Видишь меня теперь?

Белёсые старческие глаза Орнеллы Кроу пристально всматривались в лицо внучки. Во взгляде мелькнул страх — впервые на памяти Морриган.

— Нет… нет!