Испытатели

Преодолевая боль, он поехал к месту падения машины. Около бесформенных остатков самолета толпился народ. Наперебой ему стали рассказывать подробности того, что он сам пережил. Какой-то старик, увидев ордена на груди летчика, громко сказал:

— Ничего страшного! Машину новую скоро сделают, а такого орла не больно скоро.

Все стали звать летчика к себе домой — отдохнуть, полежать, выпить чайку.

Стефановский почувствовал, что у него кружится голова, становилось все труднее стоять на ногах. Он взглянул на себя и ужаснулся: вместо одежды на нем были какие-то лохмотья. Сквозь эти лохмотья виднелось почерневшее от ушибов тело.

Его уложили в машину и повезли домой. Только уложили в постель, как раздался телефонный звонок.

Товарищ Ворошилов спрашивал о состоянии летчика, может ли он дойти до телефона.

Климентий Ефремович внимательно выслушал взволнованные слова летчика, задал несколько вопросов, пожелал поскорей выздороветь и отдохнуть.

Уже находясь на юге, летчик по радио услышал радостную весть.

Торжественно диктор читал указ Президиума Верховного Совета, и голос его слушал весь Советский Союз:

«За исключительные заслуги в деле испытания опытных образцов самолетов и проявленное при этом мужество и отвагу наградить летчика майора Стефановского Петра Михайловича орденом Ленина».

Летчик заканчивал лечение и отдых, торопился домой. Ценные испытательные материалы его последнего полета, когда от вибрации в воздухе на некоторой скорости развалился самолет, уже были использованы инженерами. Они искали и находили пути борьбы с вибрацией.

Майор Стефановский спешил, — новый, улучшенный вариант этой машины был готов и ждал испытателя.

Надо было быстрее испытать и довести эту машину и вручить ее всем нашим летчикам. Ведь каждый летчик-испытатель живет одной заботой: чтобы его собратья, летчики-бойцы, всегда были хозяевами в небе.

Когда сзади человек…

Военный летчик-испытатель Долгов любил скорость. Он редко передвигается пешком: большей частью на автомобиле, мотоцикле или, на худой конец, на велосипеде.

Долгов неравнодушен к каждой новой машине, которую ему поручают испытать, но чаще всего он имеет дело со штурмовиками. Они атакуют внезапно, хотя на бреющем полете, в них хорошо чувствуется скорость, а Долгов ее любит.

Долгов — очень строгий испытатель. Испытывая штурмовики и зная трудные условия их работы, он даже придирчив.

Новый двухместный штурмовик, стоя на земле, был очень красив и казался удобным. В воздухе же с первых полетов стало выясняться, что между его внешним видом и внутренними качествами — значительная разница. Управление машиной было тяжелым, она была недостаточно послушна, мотор был не совсем по машине.

С каждым подъемом Долгов находил в ней новые «грехи». Над машиной надо было еще немало поработать.

Заводские инженеры захотели в этом убедиться сами, и вот в один из испытательных полетов (после некоторых переделок машины) в заднюю кабину стрелка сел инженер.

Делая на разных высотах площадки, Долгов добрался до такой, где сохранившаяся благодаря нагнетателю мощность мотора и пониженное сопротивление воздуха позволяли выжать из машины наибольшую скорость.

В тот самый момент, когда инженер заткнул уши на самой высокой ноте отчаянно взвывшего мотора, Долгов почувствовал, что самолет резко вздрогнул.

В следующую секунду он ощутил, что ручка управления, только что свободно двигавшаяся по его желанию во все стороны, внезапно оказалась зажатой с боков. Элероны перестали действовать.

Быстрым движением летчик убрал газ — и вовремя: иначе самолет мог рассыпаться в воздухе.

Теперь он накренился вправо и, скользя на исказившееся от вибрации крыло, слегка разворачиваясь, уходил все дальше от аэродрома. Повернуть машину уже не представлялось возможным — самолет частично лишился управляемости.

Единственное, что мог делать и делал Долгов, — это не допустить срыва в штопор.

Летчик догадался: это был рецидив прежних, ранее замеченных им «грехов». Но теперь в более решительной и опасной форме.

Недостаточно прочное крыло не выдержало нагрузки и на максимальной скорости стало разрушаться в полете.

Но сейчас было не до рассуждений. Самолет со зловещим визгом мчался к земле, по пути все более превращаясь в летающее корыто.

Сделав на одну тысячу испытательных полетов, летчик Долгов не раз встречался в воздухе с такими случаями, когда возникал вопрос о том, приземляться ли вместе с машиной, или же отдельно от нее, на парашюте.

И каждый раз Долгов превращал этот вопрос в спорный и, споря с самим собой, убеждал себя, не глядя ни на что, доводить машину до земли в таком виде, в каком она внезапно очутилась в воздухе.

И это ему всегда удавалось. Сейчас же спорить было незачем: Долгову было совершенно ясно, что этот самолет на белом свете не жилец и с ним, пока не поздно, надо проститься с помощью воздушного спасательного круга — парашюта.