Долгов заторопился, — такие вещи делаются быстро, ибо высота таяла еще быстрее, — но тут же у него опустились руки: сзади был человек. Это был заводской инженер, энтузиаст, любивший все проверять сам.
Инженер он был неплохой, а какой из него выйдет парашютист, Долгов не знал.
Нетрудно было понять, что в первый раз прыгать, спасаться, когда самолет находится в таком явно ненормальном положении, для новичка совсем не безопасно.
Кроме того, инженер сидел далеко сзади. Связь с ним была неважная. Быстро объяснить ему, что случилось и как действовать, тоже было нелегко.
И Долгов почувствовал всю тяжесть заботы не о себе, а о том, другом человеке, который мог пострадать.
И поэтому решение летчика было одним и бесспорным: оставаться в машине, садиться на этом взрытом и заросшем поле и сделать все возможное, чтобы уцелеть. Бывают положения, когда нужно в одну-две минуты применить весь тот опыт, который накапливался годами. У самой земли Долгову удалось немного погасить скорость и уменьшить крен машины так, что вся сила удара о землю скользнула как бы рикошетом по уже изувеченному крылу. Она смялась в гармошку и сработало, как пружинящая рессора, смягчив удар.
Долгов выбрался из-под обломков сам. Сгоряча он сразу не заметил, что одна нога стоит как-то необычно. Нога была сломана.
Инженера пришлось вытаскивать. Сплюснувшиеся от удара борта самолета сжали его с обеих сторон, как стальные лапы капкана.
Машина эта, конечно, в дело не пошла.
Выйдя из госпиталя, летчик и инженер, работая на прежних своих местах, долго вспоминали этот случай.
Планерист в стратосфере
Возвращаясь из поднебесья, летчики-высотники рассказывали, что на большой высоте, на пороге стратосферы, в разных направлениях мчатся могучие ветры со скоростью в полтораста километров в час.
«Эх, — мечтали высотники, — узнать бы их получше и приспособить к делу! Пусть дуют в хвост и нагоняют скорость».
В эти времена летчик Стефановский свои свободные от моторных полетов часы отдавал полетам безмоторным. Он увлекался планеризмом сам и увлекал им других. Нормальный полет на планере кое в чем похож на аварийный полет на самолете: будто сдал мотор, и надо выпутываться из беды. Стоит ли доказывать, что трудно придумать более подходящее средство для тренировки летчиков! А летчик-испытатель без постоянной тренировки быстро растеряет свое мастерство. Кроме того, свободный полет на планере намного приятнее, чем на самолете: отдыхаешь от грохота моторов и бензиновой гари. Ныряй, подобно птице, в облаках!
Слушая высотников, Стефановский прикидывал: «А что, если поднять планер в стратосферу и пустить его по течению ветров?»
Они, возможно, подхватят и понесут легкую безмоторную машину, которая может сыграть роль летающей лаборатории и разведать пути для будущих стратосферных кораблей. Летчики-испытатели Преман и Нюхтиков и инженер Часовиков тоже были согласны с такой идеей. Но прежде всего надо узнать, как ведет себя планер в разреженном воздухе стратосферы. На этот вопрос никто не мог дать вполне определенного ответа: никто еще там на планере не летал. Пока что выше всех на планере поднялся один иностранный летчик. На буксире у самолета он на высоте семь тысяч шестьсот метров перелетел через Альпы. Подняться выше будет трудно, — это хорошо знала группа Стефановского. Летчики, входившие в нее, запаслись терпением и выдержкой и начали полеты.
Преман и Нюхтиков поочередно пилотировали двухместный самолет «Р-5». Часовиков, сидя в задней кабине, наблюдал за висевшим на тросе планером «Г-9», который вел Стефановский. Приземляясь, они читали записи своих наблюдений, переделывали и улучшали все, что получалось в полете плохо. Они испытывали замки и трос, связывающие обе машины, размещали на планере разные научные приборы и много раз проверяли их надежность. Они вырабатывали условные сигналы, чтобы в чрезвычайных случаях быстро передавать команды и сообщения. Двигаясь по ступенькам ввысь, Стефановский поставил своеобразный рекорд: он добрался до шести тысяч ста метров и летал на этой высоте без кислородной маски. Потом переменили самолет «Р-5» на другой, высотный, тоже конструкции Поликарпова, и вдвоем с Преманом стали подниматься еще выше. Летчик и планерист, связанные тросом, будто бы держали друг друга за руку: там, где одному становилось трудно, приходил на помощь другой. Вскоре выяснилось трудно преодолимое зло: от напряжения перегревался мотор. Пришлось через каждые полторы-две тысячи метров подъема делать площадки и летать горизонтально на малых оборотах, чтобы остудить мотор. Это стало помогать, но возникла новая задача. На площадках зря выгорало горючее, и его не хватало до «потолка». Задачу пришлось решать заново. Было сделано много расчетов и полетов, и, наконец, нашли такую скорость подъема, при которой меньше нагревается мотор, меньше надо делать охлаждающих площадок и на большее время хватает горючего. Все это было занесено в строгий и четкий график.
Тем временем близилось открытие Х Всесоюзного съезда комсомола.