Испытательный срок для киллера

По установленным в незапамятные времена правилам все начальники в официальное обеденное время сидели на рабочем месте, а обедать ходили после. Этим они убивали двух зайцев: во‑первых, доказывали себе и подчиненным, какие они занятые, даже пообедать, как всем, некогда, а во‑вторых, обедали в спокойной обстановке без толкотни и очереди за подносами. План у Надежды был такой: дождаться, когда Синицкий уйдет на обед, выманить под каким-нибудь предлогом из приемной секретаршу Милочку, войти в кабинет и оставить записку под бронзовым пресс-папье в виде головы Черномора, которое подарили Синицкому на пятидесятилетие.

– Синицкий кабинет перед уходом закроет, – наставляла она Валю, – так ты возьми ключи у Милы в левом верхнем ящике стола да потом не забудь обратно положить.

В обед они наскоро попили чайку с Надеждиными бутербродами, Валя все бегал в коридор наблюдать за кабинетом Синицкого, вдруг вернулся и зашептал:

– Уходит он раньше, Милку даже на обед не пустил.

– Да ладно, так даже лучше, народу меньше.

Надежда заглянула в приемную, где секретарша Мила сердито двигала ящиками.

– Привет, твой-то где?

– Ты представляешь, поперся куда-то, кто-то ему позвонил, а мне велел сидеть здесь, кабинет стеречь. А я есть хочу, прямо умираю. У тебя нет ничего пожевать?

– Есть там печенье, пойдем, дам.

Мила схватилась было за ключи, чтобы закрыть приемную, но, вспомнив про тугой неудобный замок, махнула рукой, на что Надежда и рассчитывала. Мила повеселела, получив полпачки печенья, и собралась уходить, но Надежда задержала ее. Понизив голос, она пожаловалась:

– Знаешь… Посоветуй мне что-нибудь, вот привезла туфли, итальянские, и что-то они мне…

Мила отреагировала мгновенно:

– Итальянские? А откуда привезла-то? Из Польши? Ну так они там сами все делают и итальянскую наклейку ляпают.

– Нет уж, то, что они сами делают с итальянской этикеткой, они сюда к нам привозят и на рынке продают. А эти туфли там куплены в хорошем магазине, так что не сомневайся, вот, сама смотри.

Туфли были хороши. Надежда даже забеспокоилась по поводу того, что они Миле подойдут, но, слава богу, оказались чуть тесны.

– Вот и мне тоже чуть жмут, ну ладно, попробую разносить. – Надежда постаралась скрыть вздох облегчения.

Мила ушла. Валя появился весь красный и растрепанный.

– Ну, мать, страху я натерпелся, но сделал все в лучшем виде, как ты велела.

– Ну что, теперь будем ждать.

Леонид Петрович Синицкий взял еду, отошел с подносом и оглянулся, как бы в поисках свободного места. Этот человек, которому он подчинялся безоговорочно и которого боялся безумно, сидел в уголке, ел шницель с макаронами и запивал компотом. Леонид Петрович подсел как будто случайно. Он поставил поднос, руки его не дрожали только потому, что перед приходом в столовую он выпил в кабинете полстакана коньяку. После Лениной смерти бутылки с коньяком вызывали у него чувство отвращения, но обходиться без спиртного он не мог: щеки и губы начинали трястись, глаза бегали, ему казалось, что весь он растекается, как мороженое на асфальте в жаркий день.

Сосед тихо шипел, не поднимая глаз от тарелки.

– Ты что же это, сука, делаешь? Ты как посмел Халяве через мою голову что-то поручить? Ты забыл, что твой номер шестнадцатый?

– А ты, ты, сволочь, какую таблетку мне подсунул для Ленки? – Синицкий говорил шепотом, но все тело его сотрясалось, как при крике. – Ты меня убийцей сделал! За что уморили девку?

– Черт ее знает, что с ней случилось. – Как ни был Синицкий взвинчен, он почувствовал, что его собеседник говорит правду. – Я тебе дал не яд, а лекарство. Для понижения давления. Молодая, здоровая баба – что ей могло от одной таблетки сделаться? А вот ты, вместо того чтобы посоветоваться, понаделал делов.

– Они бы выдали меня. – Синицкий вдруг почувствовал себя лучше, видно, коньяк подействовал. – А я тебя прикрывать не собираюсь. Имей в виду, все расскажу, мне терять нечего.

– А ты не подумал, что Халяву вычислить могут?

– С ним и разбирайся, идиота держишь… Если бы он там в щитовой, с Никандровым, все правильно сделал, ничего бы не было, а то вышел, кретин, и дверь за собой закрыл на ключ. Кто ж поверит, что человек повесился и сам себя снаружи запер? Разбирайся с ним теперь.

«Я лучше с тобой разберусь, а Халява мне еще понадобится», – подумал его сосед, а вслух сказал:

– Ты вот что, ты скажись больным, видок у тебя тот еще, отпросись с работы, а сам езжай на дачу, там отсидись, чтобы тебя никто не нашел.

– Ага, чтобы ты меня там, как Никандрова! – Огромным усилием воли Синицкий не сорвался на крик. – Хрен тебе! Если со мной что случится, все всё узнают, это я тебе обещаю.

Он встал, отодвинул нетронутую тарелку и пошел к выходу. Его сосед продолжал есть, не поднимая головы.