Испытательный срок для киллера

Синицкий зашел в кабинет, сел за стол, обхватив голову руками. Надо что-то делать, письмо, что ли, написать в полицию: «Вскрыть в случае моей смерти». Глупость какая-то, как в кино! Рассказать кому-нибудь, чтобы тот потом в полицию пошел? Кому такое рассказывают? Да и кто из-за него рисковать будет? Но надо сделать вид, что он себя обезопасил. Леонид Петрович вдруг заметил, что из-за пресс-папье торчит уголок бумажки. Он прочитал: улица Верности, дом 5, квартира 17. И все. Сердце его остановилось, пропустило несколько ударов, потом с трудом протолкнулось через спазм и продолжило стучать. Вот, началось! А только кто же подсунул ему это? Ведь только один человек знал все, и этот человек сидел сейчас в столовой и разговаривал с ним.

Он вызвал секретаршу Милу и посмотрел на нее совершенно белыми глазами:

– Кто был у меня в кабинете?

Мила растерялась:

– Да никто, все закрыто было, и я сидела все время.

– Вы врете!

– Что? – Мила подошла поближе, наклонилась, чтобы прочитать записку, которую он поспешно смял в кулаке, при этом Мила почувствовала сильный запах спиртного и заговорила увереннее:

– Я не понимаю, Леонид Петрович, что случилось, пропало что-нибудь, так вы скажите!

– Ничего, идите.

Мила пожала плечами и вышла из кабинета.

В конце дня прибежала Полякова и сообщила последние новости. Провожать Сущенко и Ларису будут вместе, в крематории, чтобы два раза автобус не гонять, и сотрудникам так удобнее, а то хоть разорвись. Директору уже надоело, что в институте одни некрологи по стенам висят, конец года, деньги кончаются, он и сказал, что, если кто еще помрет, пусть за свой счет хоронят, а институт – не богадельня. Ларисиной матери все равно, где хоронить, она сразу согласилась, жена Сущенко пыталась было возражать, но ее уговорили, она тоже решила лишние деньги на похороны не тратить. Мать Ларисы в шоке, кричит чушь всякую, себя не помнит, а жена и дети Сущенко держатся хорошо, хотя в их положении это трудновато. Полиция, конечно, ничего определенного пока не говорит, рано еще, но работа ведется, ищут киллера. Директор по своей линии хлопотать в полиции отказался. Говорят, дошло уже до Москвы, какая-то сволочь настучала в министерство. Оттуда звонили, директору – разнос полный, а у него и так неприятности, оклады не повышают, того и гляди коллектив ему недоверие выразит и выберет кого-нибудь другого, так у него одна мысль: похоронить скорей и забыть все это дело. Надежда в который раз поразилась поляковскому умению добывать информацию.

Собираясь домой, она вспомнила про свой утренний листок с записанными фамилиями. Она сунула руку под осциллограф, пошарила там, ничего не нашла, встала, заглянула с другой стороны, отодвинула стул – безрезультатно. Листок исчез!

Дома муж ждал ее, строго поглядывая. Надежда была расстроена, рассеянна и не обратила внимания. Они поужинали вчерашней вареной картошкой, которую Надежда нарезала на тонкие ломтики и обжарила в масле, и рыбными палочками. Женщина поискала в холодильнике, что бы еще поставить на стол, нашла банку маминого салата: перец, помидоры, лук, чеснок – все это с уксусом и маслом. Сама она перец в рот не брала, но муж любил острое. Они поели в полном молчании, Бейсик внизу ел свое и тоже молчал. Муж отодвинул тарелку, поблагодарил и отвернулся к окну.

«Наверное, это из-за рыбных палочек, – подумала Надежда, – он их не любит, как же я забыла, но от сосисок меня уже воротит. Интересно, я ведь умею готовить, но почему-то успеваю приготовить что-нибудь вкусное только в выходные. Вот что значит – нет большого стажа в семейной жизни».

Она подошла к мужу и погладила его по плечу:

– Сашенька, честное слово, завтра поджарю котлеты, уйду с работы пораньше и все сделаю.

– Что? – Он глядел с недоумением. – Какие котлеты?

– Какие хочешь, с чесноком или без, как скажешь.

Он рассердился:

– Что ты мне голову морочишь, при чем тут котлеты?

– Да ты же из-за рыбных палочек рассердился.

– Надежда, не делай из меня дурака! Я совсем не из-за этого, я сержусь, что ты все время от меня что-то скрываешь.

– Да что я скрываю?

– А ну, говори быстро и подробно, что у вас там стряслось.

– Да я уже тебе все рассказала: сначала Никандров, потом Лена умерла, говорят, отравление. Никандрова ты едва помнишь, а Лену вообще не знал.

– А про Сущенко почему не сказала? Ведь я его хорошо знал.

– Не успела, Саша, вчера ты поздно пришел.

– Надя, не темни, ты что-то знаешь.

– А ты, интересно, откуда все знаешь?

Он улыбнулся с превосходством:

– Я же там работал все-таки, и у меня остались свои информаторы.

– Скажи лучше, не информаторы, а информаторши! И что они тебе про меня наговорили?

– Сказали, что ты много времени проводишь с Валей Голубевым, шепчешься с ним, уходишь с работы пораньше, с поминок вы вместе ушли.

– И ты слушал, что про твою жену наговаривают?

Он рассмеялся:

– Никого я не слушал, я про Сущенко случайно узнал, а про остальное сам догадался, а что, неправда это?

– Саша, неужели ты думаешь, что мы с Валькой?