Испытательный срок (СИ)

А ещё такси — это дорого, особенно когда состояние вполне позволяет прокатиться на метро. Разминая мышцы, Ира прогулялась взад-вперёд по палате. Телефон вместе с остальными её вещами остался в кабинете, так что последние пару часов, после ухода коллег, она отчаянно скучала. Медсестра помогла ей одеться — хотя на самом деле больше мешала — и вручила закупоренный пузырёк укрепляющего номер пятнадцать, снабдив заодно и инструкцией по применению. Ира покорно взяла. Надо будет как-то объяснить маме, зачем она пьёт лечебные настойки.

Документы ждали её в пустой приёмной, на столе у Волковой. Заявление на увольнение, которое Ира, подумав, порвала и выбросила, и оформленный с понедельника отпуск за свой счёт. Стянув у замначальницы ручку, Ира подписала бумаги и оставила их на клавиатуре дремлющего компьютера. Подумать страшно, что бы ей сказали, вздумай она выкинуть подобный номер парой дней раньше. Сомнительное, конечно, благо… Лучше бы всё было по-прежнему.

Коридоры двенадцатого этажа тоже пустовали. Хорошо, что во всём творившемся кошмаре не потерялась карточка-пропуск, иначе бы не пробраться ей в кабинет. Дверь бесшумно открылась; внутри всё осталось ровно так, как было днём — разве что не хватало одной из коробок. Бумаги в архив так и не сданы… От одной лишь мысли о том, чтобы снова плутать в подвалах в поисках брошенной ноши, стало худо.

— И что ты теперь намереваешься делать?

Ира застыла соляным столбом. Негромкий голос Верховского слышался из-за не до конца прикрытой двери логова. Что начальник тут забыл в такое время? Специально её дожидался, что ли? Ира не без труда сложила в уме более-менее внятное разъяснение своих планов, но озвучить не успела. Вместо неё Верховскому ответил другой голос.

— Что и хотел. Поеду в командировку.

Тугой узел в груди чуть-чуть ослаб. Если Зарецкий здесь и спокойно беседует с начальником, значит, всё не так плохо. Пойти туда к ним? Ну нет, это слишком нагло. Лучше всего забрать сумку и подождать в коридоре.

— К разлому? Умно.

— Я бы сказал, единственно возможно.

— Ты ведь понимаешь, что в аэропорты и на вокзалы тебе нельзя? Если хоть где-то засветится твой паспорт…

— Я в курсе, Александр Михайлович. На машине поеду.

— На машине, — презрительно повторил Верховский. — Я буду крайне удивлён, если она вся не обвешана передатчиками. Тебе и за кольцевую выехать не дадут.

Ира замерла с сумкой в руках. Что-то всё-таки случилось! Из-за выпущенной на свободу тени? Из-за самой Иры?

— Значит, придумаю способ. Вы найдёте применение вот этому?

— Найду. Если меня самого по третьей не закроют. Впечатляет, конечно, масштаб вопроса…

— Здесь всё равно слишком мало. Передайте дело Мише, он справится.

— Разберусь, спасибо, — проворчал Верховский и тут же вздохнул. — Я одного понять не могу. Почему ты молчал до сих пор?

— Я хотел рассказать, — в голосе Ярослава послышалась обречённость. — Сегодня. Понял, что иначе дальше никак.

— Ты тут шесть лет работаешь, на минутку. Что, думал, я тебя безопасникам сдам?

Зарецкий промолчал. Ира осторожно опустилась на краешек кресла: виски снова немилосердно ломило. А всего пару минут назад она чувствовала себя вполне бодро…

— Я помню, чей ты племянник, — веско произнёс Верховский.

— Лучше забудьте. Александр Михайлович, что с девочкой?

— С Ириной? Ребята к ней ходили. Говорят, ожила и неплохо себя чувствует. Уже, наверное, на пути домой.

— Ей нужна защита.

— Это связано с?..

— Да. Я не знаю, чего они хотят и что успели понять, но всё это может вылиться в большие неприятности.

— В чём соль?

— В случайном стечении обстоятельств. Александр Михайлович, я окажу вам дурную услугу, если всё расскажу.

— Может, скажешь хотя бы ей самой?

— Тогда она окажется беззащитной уже перед законом. Нет, пусть всё остаётся как есть. Просто… помогите ей. Убедите уехать, наложите следящие…

— Понял тебя. Что будет в моих силах — сделаю.

По логову прокатились тяжёлые размеренные шаги. Начальник, похоже, расхаживал по кабинету; сквозь узкую щель между дверью и стеной Ира на миг увидела его спину. Что было бы, если бы Верховскому вздумалось выйти прямо сейчас?

— Вот, возьми, — что-то глухо стукнуло по деревянной поверхности стола. — Страховка открытая. Выгадаем так немного времени.

— Вы думаете, на вашей жучков нету?

— Есть, конечно. Но если в глушь на выходные поеду я, подозрений это вызовет несколько меньше. А потом, скажем, я оставлю семью на отдыхе и отдам машину супруге, чтобы не связывать её общественным транспортом… Да, сойдёт за легенду.

— Сколько у меня времени?

— Пару недель сиди тихо. Пока выбьют у айтишников записи с камер, пока состряпают бумаги… Судя по тому, что не сработали никакие твои клятвы, по букве закона придраться не к чему, буду отталкиваться от этого, — Верховский замолк на пару мгновений, снова прошёлся по логову. — Кстати говоря, а почему? Присяга ведь должна была выстрелить?

— Нет. Присяга начинается с обозначения рода способностей.

— Хитро. Боюсь только, безопасность сочтёт, что нарушен сам дух клятвы.

— Пусть думает, что хочет. Клятва — условное самопроклятие, а не статья обвинения.