Цветана ничего не сказала, но губы надула. Её братья, над которыми у матери власти уже не было, ушли пару часов назад — складывать праздничные костры и выкатывать из погребов бочки с хмельным. У местной молодёжи грядущее действо вызывало грандиозный энтузиазм; дочери Младана со вчерашнего вечера вынули из сундуков лучшие платья и говорить не могли ни о чём другом, кроме как о грядущей ночи. Ира не знала, позволительно ли иностранке не знать об обычаях, связанных с таким важным событием, и на всякий случай изображала вежливый интерес к происходящему. На деле её занимало совсем другое. Завтра возобновят переправу через реку Брай, и можно будет продолжить путь. Ночевать у костра на голой земле, конечно, не так удобно, как на перине в тёплом доме, зато дорога ведёт вперёд, к разлому, за которым — привычный и знакомый мир, уютный, безопасный, родной…
— Матушка, я наряжаться пойду! — уставшая терпеть Цветана решительно отложила вышивку, на сей раз аккуратно, и встала, просительно глядя на мать. — Не то ж не успею!
Ждана оценивающе оглядела дочерей и, смилостивившись, кивнула.
— Ступай. Милица, и тебе бы след нарядиться.
Обрадованная Цветана схватила за руки сестру и скучавшую у окна Иру. Милица залилась краской и залепетала что-то про то, что ещё мала и не станет плясать. Цветана насмешливо фыркнула.
— Не хошь — и не пляши! Разве годится в праздник в обносках ходить?
Это она, конечно, погорячилась: добрая половина Березны и мечтать не могла о таких обносках. На платья дочерям Младан привозил из города яркие ткани и цветную тесьму, тогда как другие деревенские девушки ходили подчас в одежде из некрашеного льна. Цветана в небесно-голубом, расшитом замысловатыми узорами наряде выглядела, как сказочная царевна — разве что золота и каменьев недоставало для полноты образа.
— Хочешь, помогу косу заплести? — Ира взялась за гребень, пряча улыбку. Надо чем-то себя занять, пока не в меру щедрая подруга не принялась уговаривать примерить что-то из своего гардероба.
— А давай, — Цветана с готовностью повернулась к ней затылком.
Волосы у старшей дочери Младана были великолепные: пышные, золотистые, длиною до самых бёдер. Сестрица, кажется, ей завидует, но тут не в генетической лотерее дело, а в особых притирках. Ира и сама такие делала — правда, изредка; больно много с ними мороки, да и не хотелось никогда иметь косу до пояса. Здесь бы, конечно, пригодилось, но кто ж знал…
Когда-то в детстве они с Анькой так же плели друг другу косички. Подруга капризничала и обиженно верещала, когда Ира неосторожно дёргала за прядку, сама же не могла соорудить из собственных роскошных волос что-то сложнее хвостика. Она и теперь предпочитает заглянуть в парикмахерскую, чем самостоятельно мучиться с укладкой. Интересно, Анька хотя бы заметила Ирино отсутствие? Наверное, нет: у неё ведь, кажется, новое романтическое увлечение, а в такое время весь остальной мир для Сафоновой меркнет. Охота посидеть с ней, как в былые дни, на кухне за чашкой чая, но разве теперь получится вот так просто?
— Готово, — Ира затянула цветные ленты в сложный бант и отступила на пару шагов, любуясь результатом трудов.
Милица тоже взглянула на сестрину причёску и восхищённо ахнула.
— Ладно как получилось!
Цветана потрогала ладонью затылок, извернулась перед тусклым бронзовым зеркалом. Ей, похоже, тоже понравилось.
— Ой, красота! Хоть и не по-нашему… Теперь, может, по осени уже и две заплетать стану, — она лукаво улыбнулась, поймала хвостик косы и накрутила на пальцы.
— Не станешь! — обиженно буркнула Милица. — Батюшка тебя за Зоряна отдаст, а ему только на будущее лето пояс надевать…
— Цыц ты! — Цветана совершенно глупо хихикнула и отобрала у Иры гребень. — Нужен мне твой Зорян… Иди, причешу!
— Нет, я хочу косу, как у тебя!
— А ты мала ещё плясать!
— Ну, хватит, — Ира вклинилась между сёстрами и примирительно улыбнулась. — Милица, я тебя причешу. Не ссорьтесь только.
За раскрытыми по летнему теплу окошками быстро темнело. Когда Ира, наспех втиснувшись в свежую сорочку и повязав поясом длинную накидку, выскочила из отведённой ей комнатушки, женская часть старостина семейства уже топталась в сенях в полной готовности. Ждана заперла дом, отпустила задержавшуюся со скотиной работницу и первой вышла за калитку. Идти было недалеко: через луг и редкую рощицу, почитавшуюся священной, на свет исполинских костров, сложенных посреди огромной поляны. Белый дым зыбкими столбами поднимался к высокому звёздному небу; ревущее пламя красило землю и сновавшие рядом фигуры рыжими отсветами. Огни нужны, чтобы нежить не мешала праздновать. То есть, конечно, они посвящены богам и непременно что-нибудь символизируют, но в первую очередь — нежить. Честно говоря, и живым-то страшновато подходить близко к таким огромным кострам.