Исс и Старая Земля

— Я тоже могу рисовать, — вмешалась Лидия.

— Конечно, можешь, — подхватила Уэйнесс. — Ты тоже прелесть! — В этот момент Уэйнесс оглянулась и увидела, что Ирена так и пожирает их из окна глазами. — За нами смотрят, — шепнула девушка Оливано.

— Я заметил. И очень хорошо, надо…

— Я не хочу больше никаких лекарств, — вдруг понурилась Лидия.

— Каких лекарств? — встревожился Оливано.

Девочка туманным взором посмотрела в сторону гор.

— Иногда, когда ветер, мне хочется бежать, и тогда они дают нам лекарства, так что вокруг становится темно, и не поднять ни руки, ни ноги.

— Я прослежу, чтобы вам больше не давали никаких лекарств. Но и ты не должна убегать, когда поднимается ветер.

— Тучи летят по ветру, и птицы летят. Летят семена, и ковыль летит, и все кувыркается и парит.

— Лидии кажется, что она тоже может полететь вместе с птицами и тучами, — пояснила Уэйнесс.

Но девочке это объяснение показалось глупым.

— Да нет же, что ты, Марин! Ты глупая совсем!

— Тогда почему тебе хочется убежать?

Девочка с трудом подбирала слова.

— Потому что ветер…. И, я знаю, что все начинается… Потом я слышу далекие-далекие голоса, они зовут меня, они говорят: «Лида говори громко и ясно… Уиру! Уиру! Ты здесь? Уиру!» Так они зовут меня, откуда-то с гор, и мне становится страшно, и я бегу, бегу, бегу в темноту…

— А ты знаешь, кто тебя зовет? — осторожно спросила Уэйнесс.

— Наверное, это старик с желтыми глазами, — несколько сомневаясь, ответила девочка.

— А Мирон тоже слышит голоса?

— Мирон начинает сердиться.

— Бегать по ночам — привычка скверная, и надо от нее избавляться, — нравоучительно сказал Оливано. — Темной ночью и еще при сильном холодном ветре ты непременно потеряешься, упадешь в пропасть, разобьешься и умрешь. И тогда не будет больше девочки Лиды, и люди, которые тебя любят, очень расстроятся.

— Я тоже расстроюсь.

— Вот именно. И поэтому ты перестанешь бегать, правда?

— Но если они зовут меня! — обеспокоилась девочка.

— Но ведь я не бегаю каждый раз, когда кто-то меня зовет! — пришла ей на помощь Уэйнесс.

— И Марин совершенно правильно делает, — подтвердил Оливано. — Ты тоже должна поступать так же.

Лидия медленно кивнула, словно соглашаясь еще подумать над этим вопросом.

Оливано обернулся к Уэйнесс.

— Теперь пора поговорить с Иреной. Сегодня разговор у нас будет серьезный.

— Из-за волос?

Оливано кивнул.

— Мне пришлось много подумать, прежде чем принять это решение. Словом, оно далось мне нелегко.

— Что за решение? — заволновалась девушка.

— Я еще не пришел к окончательному выводу — жду последних результатов. — Оливано последовал прямо к дому, где Ирена молча открыла им двери.

— Счастлив подтвердить, что угроза вируса для вас миновала, — самым официальным тоном начал Оливано. — ваша кровь чиста.

Ирена восприняла эту новость лишь сухим кивком.

— Простите, я очень занята, и если вам больше нечего сказать, то…

— К сожалению, мне есть, что сказать. Есть. И немало. Нам с вами надо обсудить много важных вопросов сегодня. Может быть, разрешите присесть?

Ирена молча развернулась и пошла в гостиную, где снова осталась демонстративно стоять, но Оливано с Уэйнесс сели на диван.

— Что касается детей, то я должен признать прогресс просто феноменальным, — с осторожностью подбирая слова, начал доктор. — Трудно давать какие-либо прогнозы, но теперь уже ясно, что дети полюбили Марин, отвечают ей, и она смогла сломать их отчужденность.

— Это, конечно, замечательно, но я хочу сказать, что в результате дети постоянно перевозбуждены, — сквозь зубы процедила Ирена.

— Вы абсолютно не правы, — холодно остановил ее Оливано. — Лида и Мирон высокоорганизованные личности, изо всех сил стремящиеся возвратиться к нормальному состоянию. Теперь это ясно, и в большей степени именно благодаря Марин. По-моему, проблема теперь в другом.

Ирена бросила на девушку презрительный взгляд.

— И в чем же теперь, по-вашему, проблема? Дети жили себе и жили, тихо и счастливо, пока не появилась эта студентка. И пошло! Они стали возбудимыми, странными, непослушными…

— Это так, но этим они пытаются проявить свои экстраординарные возможности, которые не укладываются в понятия нормы. Через несколько лет эти способности станут проявляться менее драматически, а потом и вовсе исчезнет напряженность, что совершенно нормально. Но сейчас стремление выказать себя у них прорывается на волю настолько сильно, что мы непременно должны всячески помогать им в этом. Вы со мной согласны?

— Да, но с большими оговорками.

Оливано при слове «оговорка» махнул рукой.

— На прошлой неделе я взял у детей образцы волос, и они дали мне информацию, которой я, простите меня, даже не сразу поверил. Давали вы детям какие-нибудь лекарства или нет?

Глаза Ирены превратились в щелки, и некоторое время она молчала.

— Давно. — И тут же попыталась сменить тон. — И откуда вы это взяли? Из волос, что ли?

Оливано медленно наклонил голову.

— Волосы обоих детей показывают следы приема лекарств, причем, с недельным интервалом. И следы говорят не об органических субстанциях, не об их смесях, но… И теперь я спрашиваю вас. Скажите откровенно: что вы давали детям?