Исследование Апокалипсиса

Апокалипсис содержит ответ на вопрос о загробной жизни неправедных людей. По поводу их участи богословами написаны сотни тысяч страниц. Между тем само Откровение на сей счет содержит совершенно ясный и недвусмысленный ответ: «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду» (Откр., 22:14,15). Здесь христианский принцип прощения и милосердия полностью отринут, зато восторжествовало присущее древним и даже первобытным народам представление, что посмертная жизнь «проклятых» должна быть прямо противоположна жизни праведных. Таким представляли загробное существование грешников, например, в буддизме и зороастризме; древние египтяне верили, что нечестивых пожирает чудовище, которое в сценах суда над мертвыми изображалось рядом с весами и имело голову крокодила, зад бегемота и туловище льва. Первая книга Еноха сулит некоторым нечестивым полное уничтожение, чаще же они предаются вечной пытке огнем. В исламском аде грешников будет мучить огонь, который семикратно превосходит по силе земной, и в целом наказание для них будет вечным; лишь некоторые, кто помимо злых совершали еще и добрые дела, через продолжительное время будут освобождены из ада. По-видимому, эти положения заимствованы из парсизма и христианства.

Евангелия тоже говорит о вечном огне для грешников. В апокрифическом Апокалипсисе Петра содержится подробное изображение адских мук для них.

Очень важная тема Откровения — воцарение Иисуса Христа и принятие им всей полноты власти. Он начинает действовать как бог-творец, которым был принесен в жертву, поскольку все древние религии исходили из того, что вину (прегрешение) можно искупить жертвой божеству. Правда, в христианстве все произошло наоборот — Яхве принес в жертву своего сына, чтобы искупить свою вину перед людьми. Казалось бы, на этом теодицея закончилась, но это лишь желаемая видимость: человек все равно ощущает, что боги виноваты перед ним, не только Яхве, но даже и Христос. Впрочем, у последнего критиков всегда было намного меньше, поскольку он олицетворял любовь и прощение, страдания и мученическую смерть, и уже по этой причине не мог не быть близким людям, постоянно вызывая у них чувство вины. Его близость к ним определяется и тем, что он воскрес, а это вселяет веру в то, что такое в принципе возможно.

Эта вера — несомненный продукт человеческого инстинкта самосохранения и выживания, в личности запрограммирована надежда на воскресение и спасение от полного мрака. Такая надежда никогда не покидает людей, даже если рассудок решительно отбрасывает эту явно безумную идею, не находящую абсолютно никакого эмпирического подтверждения.

В тесной связи с вопросами Конца света и воскресения стоит проблема спасения. Христианство видит спасение в том, что после смерти душа уходит в христово царство и там находит вечное упокоение, но этому должна предшествовать более или менее праведная жизнь. О. Хаксли ставит такой вопрос: спасение, но от чего? Уход — но из какой конкретной ситуации, и в какую иную? Человечество, отмечает он, неоднократно отвечало на эти вопросы, но поскольку люди отличаются друг от друга по темпераменту, живут в разных общественных условиях и не могут выйти за рамки конкретного образа мышления и чувств, то ответы получались различные и взаимоисключающие.

Простейшая форма материалистического подхода к спасению — это просто-напросто жажда жизни, выражающаяся в осознанном желании выбраться из обстоятельств, опасных для жизни. На практике, пишет Хаксли, эффективная реализация этого желания зависит от двух вещей: использование разума для решения конкретных экономических и политических проблем и создание и поддержание атмосферы доброй воли, в которой разум сможет работать наиболее эффективно. Но люди жаждут соотнести свои деяния, мысли и чувства с общими принципами и философией космического масштаба. Поэтому их философия принимает форму псевдорелигии, системы организованного идолопоклонничества. Таким образом, простое желание не умереть с голоду превращается в пророчествующий утопизм; желание спастись от угнетения и эксплуатации объясняется и направляется верой в апокалипсис революции, в сочетании с поклонением Молоху нации как высшему добру. Во всех этих случаях спасение рассматривается как уход с помощью политических и экономических средств от страданий и зла, связанных с плохими материальными условиями, к иному набору будущих материальных средств, которые сделают всех абсолютно счастливыми, мудрыми и достойными людьми.