стр. 35. Если бы мы приняли одно из этих объяснений, то озарения должны были бы происходить в результате новой работы того же вида, что и первоначальная, и отличались бы от неё лишь тем, что не использовали бы результат этой первой работы; который был бы — вещь парадоксальная — крайне вреден (как плод усталости или ошибочной идеи). Но наблюдение показывает, что процесс озарения имеет иную природу, чем предшествующая работа. Эта последняя действительно является работой, включающей все более или менее напряжённое умственное усилие и часто многочисленные попытки; озарение же происходит вдруг, без видимого усилия.
Более того, если мы примем гипотезу забвения, предполагающую, что многочисленные предшествующие ненужные идеи мешали в течение некоторого времени появлению правильной идеи, то мы должны были бы осознать эти предшествующие идеи (так как эти теории отрицают всякую роль бессознательного). Однако, напротив, чаще всего случается, что вместо того, чтобы наметить несколько путей, которые предполагаешь ведущими к решению, не видишь никакого.
Итак, мы видим, что гипотезы отдыха или забвения могут быть приняты в некоторых случаях; но в других, а именно, для озарений особенно типичных, отмеченных Пуанкаре и другими, эти объяснения находятся в противоречии с фактами[38]
.По поводу описаний явления озарения, которые дают Гельмгольц и Пуанкаре, было выдвинуто менее существенное возражение совершенно другого рода[39]
. Не происходит ли озарение частично в краевом сознании?Краевое сознание и собственно сознание так близки друг к другу, обмены между ними столь непрерывны и быстры, что кажется почти невозможным различить их роль в столь внезапном явлении, как озарение. Тем не менее, на основании того, что мы будем констатировать в гл. VI, мы будем иметь возможность сделать некоторые выводы по этому вопросу.
Было замечено и другое, одно из наиболее любопытных явлений: у некоторых мыслителей, погружённых в творческую работу, озарению предшествует предчувствие того, что нечто такое наступит, хотя они и не знают, каким оно будет точно. Уоллас дал этому особенному явлению название «предчувствие». Я никогда не испытывал этого чувства, и Пуанкаре не говорит об этом, что он несомненно сделал бы, если бы с ним это случалось. Было бы полезным расспросить по этому поводу учёных.
Последнее возражение против идей Пуанкаре было выдвинуто Уолласом: этот автор допускает, что Пуанкаре мог быть прав, когда «он говорит, что без достаточно сильно развитого эстетического чувства никто никогда не будет крупным творцом в математике», но прибавляет, «что совершенно невероятно, чтобы один только эстетический инстинкт был тем «мотором», которым приводит в действие «механизм» его мыслей».
Я могу лишь дословно воспроизвести этот текст Уолласа, так как совершенно его не понимаю. Он, как мне кажется, путает две вещи, которые надо различать[40]
: «мотор» (т.е. «кто делает») и «механизм»[41] («как это делать»). Мы будем говорить о «моторе» в гл. IX (и мы снова покажем, что чувство красоты является двигательной силой); сейчас же мы будем говорить только о механизме и в том, что представляет собой этот механизм, у меня не возникает никаких сомнений. Уоллас считает, что Пуанкаре думает таким образом потому, что он был другом Э. Бутру[42] (который был другом Уильяма Джеймса), или же на него оказали влияние идеи школы «механистов». Но не только заявление Пуанкаре является результатом его собственных наблюдений, а не внушения кого бы то ни было другого; лично я испытываю то же чувство, что и он, и не потому, что я близкий друг Бутру или Уильяма Джеймса и изучал идеи механистической школы (что на самом деле не так) или какой-нибудь другой школы, но в силу моих собственных самонаблюдений, потому что идеи, выбранные моим бессознательным мышлением, достигают моего сознания, и при этом я констатирую, что они находятся в полном соответствии с моим эстетическим чувством.Я думаю, что фактически каждый математик, если не каждый учёный, разделяет это мнение. Я мог бы прибавить, что некоторые из них в письмах высказывали совершенно самостоятельно (без моих вопросов) ту же точку зрения, причём выраженную совершенно определённо.