Исследования и статьи

Текст, который известен как «рассказ Отера» (датируемый временем около 890 г.), содержит запись ответов норвежца Отера/Оттара и его спутника Вульфстана на вопросы английского короля Альфреда. Отер был одним из хэвдингов, живших на самом севере Норвегии («севернее всех норманнов»), неподалеку от современного Тромсё, и его путь морем на юг Норвегии летом занял целый месяц. К королю Альфреду он прибыл из Хедебю в Шлезвиге и рассказывал о своей поездке на север, тогда как его спутник Вульфстан преимущественно рассказывал об их совместной поездке на восток из Хэтума (Хедебю) вдоль южного берега Балтийского моря до Трусо на Эльбинге в Восточной Пруссии. Хотя обычно «рассказ Отера» считают полностью ему принадлежащим, не обращая внимания на противоречия в тексте, легко заметить, что в нем присутствуют слова трех человек — Отера, Вульфстана и писца, не успевавшего записывать точно за отвечающим и потому передававшего только общий смысл ответа рассказчика. Такое чередование разных по своей структуре и сюжетам фраз заставляет думать, что король расспрашивал гостей одновременно, поочередно задавая вопросы, в то время как писец записывал ответы и уже потом выделил из них рассказ Отера о Халогаланде и его плавании на север и рассказ Вульфстана об их совместном плавании к эйстам (т. е. пруссам). Именно поэтому в текст «рассказа Отера» о поездке на север Норвегии попали сведения о «беормах», встреченных Отером и Вульфстаном во время их совместного плавания на восток вдоль южного берега Балтийского моря. На это указывает вдруг возникающее в тексте местоимение «они» и тесные контакты с «беормами» (которые «много» рассказывали о своей родной стране и окружающих странах) в противоположность дважды подчеркнутому писцом заявлению Отера, что с тех пор, как он покинул свой дом, он не встречал «населенной земли», поскольку Отер не считал за «население» «рыбаков, птицеловов и охотников». Очень возможно, что подобная путаница произошла в результате наличия в рассказе каждого из путешественников «большой реки», которая для Отера/Оттара стала последним из достигнутых им ориентиров на северо-востоке, после чего он повернул обратно, потеряв интерес к этим землям, а для Вульфстана (и Отера/Оттара?) — началом оживленных контактов с «беормами». В этом плане особенный интерес представляем фраза, в которой содержится сравнение языка «финов/терфинов» и «беормов», которая, вероятнее всего, принадлежит Отеру/Оттару, сопровождавшего Вульфстана и отвечавшего на вопрос короля Альфреда о «беормах».

Чтобы разделить эти два пласта информации, я воспроизвожу текст, с наибольшим вероятием относящийся к рассказу самого Отера/Оттара, полужирным шрифтом, тогда как попавшие в него ответы Вульфстана выделены подчеркиванием. В этих целях мною использован последний по времени перевод В. И. Матузовой, в основной своей части совпадающий (за некоторыми серьезными исключениями) с переводом К. Ф. Тиандера. Так, «беормов» (beormas) подлинника без каких-либо оснований она превратила в «бьярмийцев», а «финов/терфинов» (finnas/terfinnas), т. е. ‘лапландцев’, ‘лопарей’ — в «финнов», которые в текстах того времени неизменно именовались «квенами», в результате чего произошла не просто подмена одного понятия другим, но и серьезное искажение историко-географической ситуации, зафиксированной «рассказом Отера/Оттара», которого переводчица неизменно именует «Охтхере». Еще большее удивление вызывает в ее переводе пассаж о китах, которых В. И. Матузова зачем-то превратила в гигантских моржей («сорока восьми локтей длиной, а самый большой — пятидесяти локтей», т. е. 21,5–22,5 м.), что, следует признать, превосходит во много раз не только реальность (согласно всем без исключения справочникам размеры моржа никогда не превышали 4 метров), но даже и воображение нормального человека в отношении наиболее часто упоминаемой части тела этих млекопитающих. Поэтому для сопоставления в примечаниях я воспроизвожу также и перевод К. Ф. Тиандера, вносящий, как мне представляется, необходимые для понимания этого текста коррективы.

Итак: