Исследования и статьи

На основании этого текста сторонники «беломорской Биармии» считают, что Отер/Оттар, отправившись из района Тромсё на север, обогнул Нордкап, прошел вдоль Мурманского берега Кольского полуострова, обошел Святой Нос и, войдя в горло Белого моря, спустился на юг до устья Двины («большая река»), где нашел беормов/бьярмов, после чего вернулся обратно. Современные скандинависты (Т. Н. Джаксон, Д. А. Мачинский, Г. В. Глазырина), не отвергая полностью этот вариант для последующих плаваний норвежцев, указывают в качестве конечного пункта плавания Отера/Оттара одну из рек Терского берега Кольского полуострова (Варзуга, Стрельна, Поной)[604], не подозревая, что все реки этого полуострова непригодны для движения морских лодей из-за наличия порогов сразу за устьем и песчаного бара перед ним. Такими же особенностями характеризуются и все без исключения реки севера Норвегии, поэтому, если допустить возможность плавания Отера/Оттара на восток далее Варангерфиорда, единственной «большой рекой», в которую он мог войти и проплыть какое-то время вверх, так и не достигнув преграды, можно считать Кольский залив, врезающийся в сушу узкой губой до семидесяти километров в длину. Что же касается Северной Двины, то «устье», как таковое, у нее теряется в многочисленных протоках болотистой дельты, выдвинутой на десятки километров в море от собственно реки, почему вход в Двину ранее всегда требовал присутствия лоцмана-проводника.

Однако есть ли в самом рассказе Отера/Оттара основания для подобных заключений?

В своем нерасчлененном виде приведенный выше текст действительно создает впечатление, что Отер/Оттар, проехав «пустыню, населенную лапландцами», обнаружил страну «беормов», в которую побоялся вступить и повернул назад, опасаясь нападения, т. е. воздержался от контактов с аборигенами. Однако далее, противореча себе, он (?) рассказывает об активных и долгих контактах с этими «беормами», говорившими на языке, похожем на финский. На этом противоречия не кончаются, потому что (как оказывается) на следующее лето он снова едет «туда же» (т. е. по логике текста — к «беормам»), однако тут же выясняется, что Отера/Оттара интересуют вовсе не «беормы», а лишь «охота на моржей», и это при том, что поездку Отера/Оттара «на север» искатели Биармии кладут в основу всех последующих экспедиций скандинавов за мехами и серебром «бьярмов», отождествляя указанный им «поворот моря» к югу с горлом Белого моря, а «большую реку» идентифицируя с Северной Двиной. Как можно убедиться, ничего этого в тексте нет.

Более того, расчет возможной скорости разведочного плавания Отера/Оттара на север вдоль побережья Норвегии в неизвестных ему шхерах, продолжавшийся в своем «чистом виде», т. е. не считая вынужденных стоянок, всего 15 дней (не суток, как то обычно считают), убеждает опять-таки в том, что он не мог продвинуться на восток далее Варангерфиорда. Именно поэтому в его рассказе постоянным рефреном звучат слова о «необитаемой», «пустынной» земле, на которой нет никого, кроме «рыбаков, охотников и птицеловов», которых он, как видно, в расчет не принимает, поскольку это — «фины/терфины».

Наоборот, предлагаемое мною деление текста, естественно усваивающее все сведения о «беормах» Вульфстану, переносят «беормов» на юго-восточные берега Балтики, и встречами с ними объясняют его информированность об эйстах (пруссах), которым посвящен его последующий рассказ[605]. Более того, поскольку поездку на восток по Балтийскому морю Вульфстан совершал вместе с Отером/Оттаром, этому соответствует и местоимение «они», которое употребляет писец, передавая рассказ второго путешественника, в то время как в повествовании Отера/Оттара преимущественно употребляется местоимение 3-го лица ед. числа — «он».