Исследования и статьи

В последнем я смог убедиться, начав еще в середине 60-х гг. археологические исследования в Прионежье, Подвинье и на берегах Белого моря, в том числе и на Терском берегу[592], потребовавшие ознакомления как со всей имеющейся на данный момент литературой, в том числе посвященной Биармии, так и с коллекциями находок, происходящих с этих территорий[593]. Всё это позволяет мне с ответственностью заявить, что ни одна из этих категорий источников, включая отчеты исследователей, не содержит ничего, что может хоть в какой-то степени указывать на Биармию или на присутствие здесь скандинавов, вопреки беспрецедентному по своему апломбу и беспочвенности заявлению Г.В. Глазыриной о «Подвинье, освоенном норманнами в конце IX в.»[594]. В связи с этим я имею полное право присоединиться к безукоризненному по аргументации выводу С.К. Кузнецова, что «Биармия на берегах Северной Двины и в пределах Перми Великой есть мираж, научное заблуждение, с которым пора покончить раз и навсегда»[595].

Есть и еще одно немаловажное обстоятельство. Как я неоднократно подчеркивал, столь широкая якобы известность среди скандинавов северного морского пути в Белое море в X–XI вв., о чем пишут авторы рассуждений о Биармии, ведущего на территории, обильные лесом, зверем, рыбой и плодородной землей, лежавшие тогда за пределами новгородской колонизации, оказывается в вопиющем противоречии с их бегством от власти королей в просторы Атлантики на скудные, а, порою, безжизненные земли Исландии и юга Гренландии. В действительности же первое появление норвежцев в Белом море отмечено только в 1419 г.: «Того же (6927) лета, пришед мурмане войною въ 500 человекъ, в бусах и въ шнеках, и повоеваша въ Арзуги погост Корильскыи и в земли Заволочкои погосты: в Неноксе, в Корельскомъ манастырь святого Николы, Конечный погост, Яковлю курью, Ондреяновъ берег, Кигъ остров, Кяръ островъ, Михаиловъ манастырь, Чиглонимъ, Хечинима; три церкви сожгли, а христианъ черноризиць посекли; и заволочане две шнеки мурманъ избиша, а инии избегоша на море» [НПЛ, 411–412]. Оно было вызвано участившимися набегами новгородцев и карел на Тромсё и более не повторялось.

Не вносят ясности в местоположение «Бьярмаланда» и древние скандинавские географические сочинения, рукописи которых датируются не ранее последней четверти XIV в. и даже XVII в., сообщая только, что «от Бьярмаланда идут земли, не заселенные северными народами, до самого Гренланда»[596]. Не потому ли их исследовательница по существу отказалась не только от сколько-нибудь определенной локализации «Бьярмаланда», но даже от самой возможности историко-географического изучения вопроса, соглашаясь обсуждать лишь «литературный образ Биармии»[597].

В результате сложилась любопытная ситуация, прослеживаемая с XVIII в. и особенно ярко проявившаяся в наши дни в исторической науке, когда филологи-скандинависты, работающие со средневековыми текстами и плохо представляющие себе историю и физическую географию севера Европейской части России, последовательно и целеустремленно игнорируют все работы исследователей, изучавших вопрос о Биармии/Бьярмии на местах и доказывающих невозможность ее там нахождения. Первым в этом ряду противников фантома Биармии стоит замечательный архангелогородский историк, член-корреспондент Императорской Академии Наук В.В. Крестинин, который исследовал этот вопрос на месте и с замечательной прозорливостью, подтвержденной последующими археологическими изысканиями, писал, что следует «изключить из истории города Холмогор все чужестранные торги, присвоенные прежде 16 века сему месту, которое никогда столицею в Биармии не было»[598]. Подобная тенденциозность вынуждает меня еще раз вернуться к рассмотрению вопроса о Биармии/Бьярмии, исходя не из литературных представлений современных филологов, плохо понимающих о чем идет речь в географической реальности, а опираясь на древние тексты, историческую географию и результаты археологических исследований. Этому способствует и наметившееся расширение текстовой базы.