Исследования истерии

Ввиду всех трудностей, сопряженных с применением моего метода, о которых я откровенно рассказал в предыдущих разделах, впрочем, примером мне послужили самые сложные случаи, часто все дается куда легче, – так вот, ввиду этих обстоятельств любой читатель наверняка спросит, не целесообразнее ли с большей настойчивостью применять гипноз или использовать данный метод лишь при лечении тех пациентов, каковых можно погрузить в глубокий гипноз, вместо того чтобы подвергать себя таким мучениям. Если бы я последовал второму совету, то количество пациентов, которым подошло бы такое лечение, неминуемо сократилось бы до предела; что же касается первого совета, то я подозреваю, что усиленный гипноз ненамного ослабляет сопротивление. Как ни странно, я не обладаю достаточно богатым опытом в этой области, чтобы пойти дальше подозрения; но когда я проводил лечение с помощью катартического метода, погружая пациента в гипнотический транс вместо того, чтобы велеть ему сосредоточиться, я не чувствовал, что работать мне от этого становится проще. Буквально на днях я завершил лечение, в ходе которого значительно облегчил с помощью такого метода состояние пациентки, страдавшей истерическим парезом ног. Психическое состояние пациентки заметно отличалось от бодрствования, а физическое ее состояние было примечательно тем, что она не могла открыть глаза или привстать до тех пор, пока я не говорил ей: «А теперь просыпайтесь!», и все же именно в этом случае мне довелось столкнуться с самым сильным сопротивлением. Я не придавал никакого значения этим соматическим проявлениям, и под конец лечения, растянувшегося на десять месяцев, они уже стали незаметными; состояние, в котором пребывала пациентка, не мешало ей сохранять индивидуальность, способность к воскрешению в памяти бессознательных переживаний и своеобразие в личном отношении к врачу. В истории болезни фрау Эмми фон Н. я описал катартическое лечение пациентки, пребывающей в состоянии глубочайшего гипноза, в ходе которого сопротивление не играло почти никакой роли. Однако и от нее мне не пришлось добиваться ответа, прилагая особые усилия, все сказанное ею она могла бы доверить мне и во время бодрствования, если бы мы были знакомы подольше. Об истинных причинах ее заболевания, наверняка тождественных причинам рецидивов, произошедших с ней после завершения нашего лечения, я совершенно не догадывался – тогда я попробовал применить этот терапевтический метод впервые, – и стоило мне однажды случайно вызвать у нее воспоминание, к которому было подмешано немного эротики, как она стала говорить столь же неохотно и давать такие же ненадежные сведения, что и любая другая из числа последующих моих пациенток, не пребывавших в сомнамбулическом состоянии. О том, какое сопротивление выказывала эта дама даже под гипнозом в ответ на иные вопросы и предположения, я уже рассказывал в истории болезни. После того как мне несколько раз довелось наблюдать, какое резкое неприятие вызывала терапия со стороны пациентов, проявлявших в иных отношениях редкое послушание в состоянии глубокого гипноза, я вообще стал сомневаться в том, что под гипнозом легче применять катартический метод. Об одном случае такого рода я вкратце упомянул и могу добавить к нему другие примеры. Впрочем, должен признаться, что все это вполне отвечало моему стремлению обнаружить и в психической сфере количественную связь между причиной и следствием.

До сих пор внимание наше было сосредоточено на идее сопротивления; я показал, как сама терапевтическая работа наводит на мысль о том, что истерия возникает в результате продиктованного защитными соображениями вытеснения несовместимого представления, после чего от вытесненного представления остается слабый (едва заметный) след в памяти, а отнятый у него аффект используется для соматической иннервации: конверсии возбуждения. Стало быть, причиной появления симптома болезни, то есть патогенным, представление становится именно за счет вытеснения. Истерию, при которой действует такой психический механизм, можно назвать «защитной истерией». Мы оба, Брейер и я, неоднократно писали о двух других формах истерии, для обозначения которых мы воспользовались терминами «гипноидная истерия» и «ретенционная истерия». Впервые мы столкнулись именно с гипноидной истерией; лучше всего ее характеризует первый случай, описанный Брейером. По мнению Брейера, психический механизм, который действовал при гипноиднои истерии, значительно отличался от психического механизма конверсионной защиты. В данном случае представление стало патогенным за счет того, что оно, будучи воспринятым в тот момент, когда пациентка пребывала в особом психическом состоянии, с самого начала оставалось за пределами Я. Стало быть, для того чтобы не подпускать его к Я, никакая психическая сила была не нужна, а проникновение его в пределы Я, благодаря умственной деятельности в гипнотическом состоянии, сопротивления вызвать не могло. В истории болезни Анны О. ничто и не указывает на такое сопротивление.