Исследования одной собаки

обморок, а когда очнулся и открыл глаза, передо мной стояла незнакомая собака. Я не испытывал больше голода, мышцы мои, как я чувствовал, налились силой, хотя я не делал попытки встать. Собственно, ничего особенного перед собой я не видел, стоит красивая, но не слишком необыкновенная собака, вот и все, что я видел, и все-таки мне казалось, что я вижу перед собой больше обычного. Подо мной была кровь, в первое мгновение мне показалось, что это еда, но сразу затем я понял, что это кровь, которой я харкал. Я отвернулся от нее и обратился к незнакомой собаке. Она была тощей, на высоких ногах, коричневой, в белых пятнах и с преприятным, испытующим и волевым взором. "Что ты здесь делаешь? - спросила она. - Тебе нужно отсюда уйти". - "Я не могу уйти", - сказал я, не давая дальнейших разъяснений, ибо не знал, как ей все объяснить, к тому же она явно торопилась. "Пожалуйста, уйди", проговорила она, беспокойно переминаясь. "Оставь меня, - сказал я, - ступай и не беспокойся обо мне, ведь никто обо мне не беспокоится". - "Я прошу тебя ради тебя самого", - сказала она. "Из-за чего бы ты меня ни просила, сказал я, - но я не могу уйти, даже если бы хотел". - "Тебе ничто не мешает это сделать, - сказала она с улыбкой. - Ты можешь ходить. Именно потому, что ты кажешься слишком слабым, я прошу тебя потихонечку удалиться, а если промедлишь, тебе потом придется бежать". - "Это уж моя забота", - сказал я. "Но и моя", - сказала она, явно огорчаясь моему упрямству и в то же время как будто соглашаясь на то, чтобы оставить меня там, где я был, и даже воспользоваться моим положением для кокетливого сближения. В другое время я бы не прочь был сблизиться с такой красоткой, но в тот момент, уж не знаю почему, меня объял ужас. "Прочь!" - вскричал я, прибегая к громкости вопля как к единственному своему оружию. "Да я и не трогаю тебя, - сказала она, медленно отступая. - А ты милый. Я тебе что, не нравлюсь?" - "Ты мне очень нравишься, если уйдешь и оставишь меня в покое", - сказал я, однако вовсе без той уверенности в душе, какую старался ей показать. Что-то такое улавливал в ней мой обостренный страданиями нюх, что-то в самом начале еще, что нарастало и приближалось и давало понять: эта собака в состоянии тебя увести, хотя ты и представить не можешь себе, как бы ты смог подняться. И я со все большим томлением смотрел на нее, лишь кротко склонившую головку в ответ на мою грубость. "Кто ты?" - спросил я. "Охотница", - ответила она. "А почему ты не хочешь, чтобы я оставался здесь?" - спросил я. "Ты мне мешаешь", - сказала она, - я не могу охотиться при тебе." -"А ты попробуй, сказал я, - может быть, тебе все же удастся". - "Нет, - сказала она, - мне очень жаль, но тебе придется уйти". - "Пропусти сегодня охоту!" - попросил я. "Нет, - сказала она, - я должна охотиться". - "Я должен уйти, ты должна охотиться, - сказал я, - все все должны. Ты хоть понимаешь, отчего мы все время что-нибудь должны?" - "Нет, - сказала она, - да это и не нужно понимать, все это естественно и само собой разумеется". - "Не совсем, -сказал я, - ведь тебе жаль, что ты должна прогонять меня, а ты все-таки прогоня