Исследователи Гора

На Горе все наоборот. Рабынь учат осознавать свою глубинную, безусловную, безграничную женственность. И вскоре они уже бессознательно ощущают себя самками и ведут себя как самки. Более того, рабыня знает, что она не просто самка, но самка в наивысшем смысле слова — самка, всецело принадлежащая мужчинам. Это знание возбуждает ее и сквозит в каждом ее движении. Это — женщина из женщин, женщина, достигшая биологического совершенства, женщина во власти мужчин, предназначенная для того, чтобы покоряться и служить им. Рабыня.

Белокурая дикарка подбросила дров в костер. Я улыбнулся. Земные мужчины зачастую сводят секс к слиянию тел. Такой подход чересчур узок. Сексуальные отношения не ограничиваются простым совокуплением. Любая женщина понимает это, однако большинство мужчин, к сожалению, нет. Рабыня находилась в нескольких шагах от меня, я к ней не прикасался, но при этом мы, безусловно, занимались сексом.

— Костер разгорелся, — сказал я. — Встань передо мной на колени, рабыня.

— Да, господин.

— А теперь потянись, как маленькая шелковистая зверушка. Ты же зверушка?

— Да, господин.

— Теперь легко поднимись и пройдись передо мной… Как ты красива, рабыня!

— Благодарю тебя, господин.

— Встань передо мной и склони голову… Нет, не так. Почтительно, как подобает рабыне.

— Хорошо, господин. — Она подняла голову и медленно, изящно и покорно склонила ее передо мной.

— Отлично, — похвалил я.

— Спасибо тебе, господин.

— Сейчас ты стоишь перед своим хозяином, смиренно опустив голову.

— Да, мой господин.

— Подними ее и посмотри на меня.

— Да, господин. — Она послушно выполнила приказание.

— Ты — земная женщина. Насколько я понимаю, на Земле твоя сокровенная женственность была задавлена и растоптана.

— Да, господин.

— Тебе случалось когда-нибудь грезить наяву? — спросил я.

— Я не позволяю себе это делать, — вздрогнула она. Я пожал плечами:

— Какая глупость.

— Но эти мысли все равно одолевают меня.

— Разумеется.

Блондинка вопросительно посмотрела на меня.

— Какая из твоих грез повторяется чаще всего?

— Я представляю себя в позе подчинения перед мужчиной.

— Это естественно.

— Да, господин, — прошептала она.

— По ночам, во сне, — продолжал я, — все желания, которые ты так безжалостно подавляешь в себе, прорываются из глубин твоего сознания.

— Да, господин…

— Опиши мне один из таких снов.

— У меня есть сон, который приходит ко мне снова и снова.

— Расскажи мне его.

— Девушка не может говорить о таких вещах. Это очень личное…

— Говори, рабыня, — приказал я.

— Хорошо, господин, — покорилась она. — Мне снится, будто я — в джунглях Южной Америки… Это такой континент на Земле, в моем родном мире. А может быть, дело происходит в каком-то другом мире, не знаю. Я путешествую в составе какой-то туристской группы — точнее сказать не могу, подробности словно в тумане. Мы осматриваем руины некой древней цивилизации — гигантские каменные глыбы, на которых вырезаны огромные, удивительные, страшные изображения…

— Дальше.

— На мне высокие ботинки, юбка, блузка с короткими рукавами, тропический шлем от солнца и еще солнечные очки. На Земле люди закрывают ими глаза от яркого солнечного света, а иногда и для того, чтобы скрыть свои мысли.

— Понимаю.

«Что изображено на этом рисунке?» — спрашиваю я гида. Гид — туземец, высокий краснокожий мужчина, красивый и сильный, одетый в голубую рубашку с открытым воротом и закатанными рукавами и в синие брюки — это одежда для нижней части тела, облегающая каждую ногу в отдельности.

— Мне знакомы подобные одеяния, — сказал я. — Их носят в северных широтах, к примеру, в Торвальдсленде.

«Разве непонятно? — удивляется он. — Это обнаженная рабыня на коленях перед господином».

Я раздраженно переспрашиваю: «Может быть, пленница?»

«Да нет, — усмехается он. — Посмотрите, на ней же ошейник».

«Ох!» — вскрикиваю я.

«Видите этот узел и пластинку? — продолжает гид. — Это типичный рабский узел, а на пластинку нанесено имя хозяина. Конечно, она рабыня».

«Значит, — произношу я, — эта девушка должна исполнять все приказы господина?»

Мой гид осторожно снимает с меня очки и заглядывает мне в глаза.

«Да».

И я вздрагиваю. Он смотрит на меня как на женщину, свою женщину, может быть, даже как на свою рабыню. А потом он разворачивает меня так, чтобы я видела только рисунок, ярко освещенный солнцем, только эту девушку на коленях перед господином. Рабыня прекрасна, даже грубая работа позволяет оценить ее красоту. Я снова всматриваюсь в изображения знаков ее неволи и ужасаюсь действительности, глядящей мне в лицо. Как спокойно смотреть на нее сквозь радужные очки культуры!…

Гид возвращает мне очки, покачивая головой. «Не надевай их больше».

А я, разумеется, немедленно напяливаю их на себя.

— Продолжай, — кивнул я, — что еще тебе снилось?