Исследователи Гора

Я поднялась. Он обвил меня плетью и подтянул к себе. Я ощутила грудью золотые украшения его одежд. Он держал меня так крепко, что я не могла шевельнуться. Я потянулась губами к его рту…

Белокурая дикарка замолчала и низко опустила голову.

– И что было дальше? – спросил я. Она подняла голову и улыбнулась.

– Не знаю. На этом месте я проснулась.

– Интересный сон… Странно, – размышлял я вслух, – что наивная земная женщина увидела во сне такие детали, как растяжка при порке и дополнительный удар, напоминающий рабыне, что она – рабыня. Обряд целования плети тоже вполне реален и практикуется во многих городах; но как он мог присниться женщине, ничего не знающей о рабстве? Клеймение ножом изредка применяется и сейчас, правда у примитивных народов. Странно, что ты увидела его во сне. Он неизвестен даже многим этнографам. – Я глянул на рабыню. – Ты весьма изобретательна.

– Может быть, я и вправду вечная рабыня, – улыбнулась она.

– Может быть.

– А ты веришь в провалы во времени?

– Не очень, – ответил я. – Я мало что понимаю в таких делах. Я ведь не физик.

– А в то, что у людей может быть много жизней и в каждой из них они могут встречаться?

– Не исключаю. Но поверить в это сложно.

– Такой странный сон… – задумчиво проговорила блондинка.

– Мне кажется, – произнес я, – что сон твой был о нашем мире и нашем времени. В нем зашифрованы не тайны иной реальности, а истины, живущие в твоем подсознании.

– Какие истины?

– Например, что женщина по своей природе – вечная рабыня, а мужчина – вечный господин.

– Мужчины моего мира – не господа своим женщинам.

– Это их и погубило.

– Не всех, – возразила она.

– Может быть, и не всех. Но стоит хоть кому-то из них подвергнуть сомнению уродливые стереотипы, которые вбили ему в голову, как на него тотчас ополчится все общество.

– Неужели у моего мира нет никакой надежды на спасение?

– Почти никакой. Вероятно, кое-где появятся сообщества людей, помнящих, что такое отвага, долг и дисциплина. Эти маленькие общины смогут стать семенем, из которого вырастет новая, здоровая цивилизация людей, живущих в гармонии с собственной природой.

– Неужели моей нынешней цивилизации суждено погибнуть?

– Безусловно. Она сама себя разрушает. По-твоему, агония может продлиться еще тысячу лет?

– Не знаю…

– Боюсь только, – продолжал я, – что на смену ей придет еще более уродливая цивилизация. Блондинка потупила взгляд.

– Люди скорей умрут, чем задумаются, – сказал я.

– Не все, – упрямо возразила она.

– Это правда… В любой культуре найдутся изгои, одинокие странники, с холодным удивлением взирающие на мир с горной вершины.

– Почему же горианам, в отличие от землян, не свойственно стадное чувство?

– Возможно, у них другая психика. А может, это связано с многообразием городов-государств, традиций и каст.

– По-моему, мужчины Гора просто другие.

– Едва ли не все они произошли от землян.

– Наверное, от особенных землян.

– От каких именно? – спросил я.

– От тех, которые способны властвовать.

– На Земле наверняка есть мужчины, способные властвовать, – согласился я.

– Может быть, – вздохнула она. – Не знаю.

– Встань, рабыня, – приказал я.

– Да, господин.

– Нынче ночью ты мне понравилась, рабыня. Пожалуй, ты заслужила клочок ткани на бедра.

– Спасибо, господин!

Глаза ее заблестели. Вряд ли бы она обрадовалась сильней белому шелковому платью до земли.

Я отрезал от рулона алой ткани кусок длиной пять футов и шириной фут, обернул им ее соблазнительные бедра и подоткнул пониже талии, так, чтобы был виден пупок. На Горе это называется «живот рабыни».

– Ты сделал мне «живот рабыни», господин?

– Да. Разве это неправильно?

– Правильно, господин.

– Тебе нравится?

– Очень, господин.

Я не сводил глаз с ее гладкого, упругого животика.

– А знаешь, почему юбки рабынь не завязывают узлом, а подворачивают?

– Почему, господин?

Я взялся за уголок ткани и рванул ее с такой силой, что девушка, ахнув, дважды обернулась вокруг своей оси. Она вновь стояла передо мной обнаженная, испуганная, беззащитная. Рабыня перед господином.

– Теперь поняла?

– Да, господин.

Я бросил ей лоскут, и она поспешно обмотала его вокруг бедер, не забыв при этом обнажить живот.

– Неплохо, рабыня, – похвалил я.

– Благодарю тебя, господин.

Я погрузил руку в мешок, извлек оттуда пригоршню дешевых цветных бус, выбрал красно-черное ожерелье и протянул ей.

– Господин, – блондинка указала на другие, желто-голубые бусы, – а можно мне носить и эти тоже?

У Тенде и Элис было по две нитки бус, поэтому я не видел причины отказывать белокурой дикарке в ее невинной просьбе. Я дал ей вторые бусы, а остальные бросил обратно в мешок. Черно-красное ожерелье было уже на ней. Вторую нитку она протянула мне.

– Господин, пожалуйста, не мог бы ты надеть это на меня сам?

– С удовольствием, – ответил я.

Яркие цветные бусинки прекрасно смотрелись в ложбинке между грудями.

– Почему ты выбрала эти цвета?

– Голубой и желтый – цвета рабства?

– Правильно, – сказал я.