Исступление

Снежана задумчиво смотрела перед собой, пока мелкий, бормоча и подпевая, рисовал какую-то невнятную фигуру в своём альбоме. О чём задумалась, Белоснежка? Вспоминаешь хоть иногда того, кого лишила не только своей ласки, но и ребёнка? И как оно? Совесть, блядь, не мучает?

Стиснув челюсти, провёл пальцами по экрану и снова вонзил в ладонь заколку. Закрыв глаза, отдался боли. Так должно быть легче, но нет. Не получалось заглушить боль души. Она, сука, сильнее. С каждым днём, с каждой минутой она возрастала и окунала его в агонию.

Дрянь. А ведь он до сих пор любит её. Ещё сильнее, чем раньше. Теперь он помешан на ней. И скучает по её волосам, по её коже белоснежной. Сходит с ума по телу, которое не заменит ни одно другое. Он теперь даже шлюх не может иметь. Даже в рот им дать не может. Все мысли об этой женщине.

Рыкнув, захлопнул крышку ноутбука. Скорей бы ребёнок появился на свет. Тогда Марату уже не нужно будет сдерживаться.

* * *

Наверное, я начинала сходить с ума, иначе как объяснить эту манию преследования? Самую настоящую манию. Мне всё время казалось, что Марат рядом. Что следит за каждым моим шагом взглядом своих чёрных глаз. Иногда казалось, что он стоит прямо за моей спиной, и по коже бежали стаи «мурашек». Оборачивалась и, не увидев его, облегчённо выдыхала, но уже через секунду ощущала горячее дыхание на своём плече.

Не радовали даже успехи в работе. Я теперь делала красивые обложки для книг, подрабатывая в одном из крупнейших издательств. Получалось очень даже ничего, а что самое чудесное, мне позволили работать под псевдонимом. Теперь я работающая мама-одиночка… И вроде бы стоило возгордиться собой, да не получалось. Всё время мысленно возвращалась к Марату. Иногда штудируя страницы поисковика и сайты, где постят всякие сплетни о бизнесменах. И в очередной раз, не находя имени, что выжжено на подкорке, опускала голову на стол и ревела.

Раньше были хотя бы новости о Варваре и его победах на ринге. Я жадно исследовала взглядом старые фотографии, где он полуголый, вспотевший, как жеребец, выбивает кому-то зубы и ломает носы. Но с недавних пор и эта информация исчезла из сети. Будто кто-то постарался стереть все сведения о Хаджиеве и его друзьях. О том же Монголе перестали распространять сплетни. Такое ощущение, что меня выкинули из жизни Марата и захлопнули за спиной дверь. Хотя, стоп… Я ведь сама ушла из его жизни и захлопнула проклятую дверь, не оставив на прощанье даже записки.

Я предала его. И своего ребёнка. Поступила подло и гадко. Так, как никогда не хотела, чтобы поступили со мной. А теперь сидела, бездумно пялясь на рисующего сына, и понимала, что я не мать. Я сука.

* * *

— Марат? Ты чего это в подземелье сидишь, а? — Илья шагнул в комнату, нащупал выключатель, но включать свет не стал, увидев лицо друга, освещаемое экраном компьютера. — Слушай, а что произошло-то? Ты, как Монгол, стал отшельником?

— Привет, Илюх. Проходи. Присаживайся, — ответил, не сводя напряжённого взгляда с монитора. — Что нового?

— Да как тебе сказать… — Илья присел на диван напротив, закинул руку на спинку и огляделся вокруг. — С тех пор, как ты стал графом Дракулой, ничего, в принципе, не изменилось. Только ты беспокоишь меня. Нельзя же так. Ты так из-за девчонки своей, что ли?

Марат промолчал — разумеется, отвечать не собирался. Да оно и так понятно. Только из-за бабы может так мужика ломать.

— Я принёс браслет, — положил на стол украшение, и Хаджиев впился в него бешеным взглядом. — Извини, брат, что так вышло. Моя жена не должна была лезть в это. Но сам понимаешь. Бабы… Представляешь, отдали браслет бомжу какому-то. Дуры. Маячка там, кстати, нет.

— Его и не было, — взяв браслет в руку, Хаджиев сжал его, откинулся на спинку кресла. Снова ушёл в себя, вспоминая тот день, когда подарил Снежане эту безделушку. А ведь он уже тогда влип. Как мальчишка помешался на ней. Перед друзьями надел ей на руку браслет, тем самым заявляя всему миру, что эта женщина его.

Ворохов хлопнул себя по коленям, поднялся.

— Если что, звони, брат. Любая помощь. Всё, что смогу. Но мой тебе совет. Верни её. Насрать на гордость, насрать, что сбежала. Если тебе тошно без неё, верни. Накажи, выпори. Но верни.

О, он накажет. Ещё как накажет.

* * *

Спустя какое-то время.

Звук аппарата УЗИ очень напоминал сердцебиение, и я с немым вопросом уставилась на женщину.

— Да, это сердечко бьётся, — кивнула она в подтверждение.

Изо всех сил пыталась разглядеть его на экране, это самое родное сердечко, и, кажется, даже увидела. И счастье разлилось внутри тягучей, тёплой патокой.

— Ну что, мамочка… У вас всё замечательно. Ребёночек развивается, как надо, никаких отклонений. Пол знать хотите?

Я обняла себя руками, пытаясь унять трясучку, что до сих пор не отпустила. Сегодня утром я проснулась от толчка внутри и чуть не померла от ужаса. Кто бы мог подумать, что малыши начинают свою бурную деятельность уже на двадцатой неделе.

А он начал. Да так, что чуть позвоночник мамочке не раскрошил. Наверное, весь в своего папу, такой же буйный.