Иссушение

Пока проходил обыск, Ника осторожно выпустила на волю дар эмпатии. Из присутствующих это заметил только Грэм, когда она слегка коснулась его чувств. Лорд бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал, и Ника приняла это за разрешение действовать дальше.

В общей ауре помещения висело напряжение, которое из всех эмоций улавливалось лучше всего. От стоящего поблизости Мика шли волны удивления и любопытства, от госпожи Лили – раздражение и недовольство, а вот от Феофана… страх. Казалось, сейчас это чувство целиком и полностью завладело поваром, вытеснив все остальные. Вместе с тем заметить, насколько старший повар напуган, не прибегая к эмпатии, было практически невозможно. Внешне он ничем не выдавал своих эмоций – при виде Феофана создавалось ощущение, что он абсолютно безразличен к происходящему.

То, что почувствовала Ника, ее серьезно встревожило. До этого она была практически уверена в том, что Грэм с Джолеттой ошибаются, считая старшего повара причастным к иссушениям. Сейчас же эта уверенность сильно пошатнулась. Человеку, которому нечего скрывать, нечего и бояться. А страх Феофана был ощутим настолько, что Ника и сама начала погружаться в это отвратительное чувство. Поняв, что больше не сможет контролировать дар, она резко его «выключила» и тут же испытала облегчение. Все-таки пропускать через себя чужие эмоции было, мягко говоря, неприятно.

На обыск кухни ушло не более получаса, и за это время элементаль со стражем исхитрились проверить каждый шкафчик и заглянуть в каждую из многочисленных баночек, стоящих на полках. При этом Рик проделывал манипуляции с такой ловкостью, что ни разу ничего не упало и не просыпалось. После его вмешательства кухонная утварь выглядела так, словно к ней и не притрагивались.

– Здесь все, – резюмировал лорд Грэм после того, как поиски не привели ни к каким результатам.

Старшему повару было велено взять ключи от своей комнаты и идти с ними. Мика же решили оставить под присмотром госпожи Лили, предупредив поваренка, чтобы он не покидал пределы кухни.

Пока пересекали столовую и поднимались по лестнице, Феофан по-прежнему казался невозмутимым, но как только они оказались на третьем этаже и стали приближаться к комнате, он заметно занервничал.

– И почему я снова не удивлен? – покачал головой Грэм, увидев у дверей Джолетту, которая подпирала стену и, судя по всему, стояла здесь уже долго.

Когда Феофан вставил ключ в замочную скважину, все заметили, что его рука нервно подрагивает. Студентки переглянулись, и Джолетта одними губами прошептала:

– Я же говорила…

Однако в душе Ники все еще жила призрачная надежда на то, что повар волнуется по какой-нибудь другой причине, хотя она и понимала, что вероятность подобного минимальна.

Комната, в которую они вошли, была небольшой и совершенно обычной. Две кровати, шкаф и письменный стол, на котором стоял букет из сухих осенних листьев – его, вероятно, принес Мик, который подолгу проводил время в саду, собирая то поздние цветы, то гербарии. Рядом с букетом, обрамленный в скромную деревянную рамку, стоял женский портрет, нарисованный простым карандашом. Здесь же находилось несколько книг и записных книжек, сложенных аккуратной стопочкой.

Когда Рик подошел к столу и принялся поочередно открывать ящички, Феофан даже не стал возражать. Ника думала, что он, по крайней мере, спросит о причине, по которой без спроса роются в его вещах, но повар молчал. Молчал он и тогда, когда страж открыл шкаф и принялся тщательно проверять каждую лежащую в нем вещь.

Чтобы хоть как-то отвлечься от происходящего, Ника принялась изучать обстановку. Из скучного интерьера выбивался только яркий осенний гербарий и стоящий рядом портрет, который и привлек ее внимание. На нем изображалась молодая привлекательная женщина с открытым взглядом и выразительными чертами лица. Уголки губ были слегка приподняты, и казалось, что женщина вот-вот улыбнется. Художник сумел тонко поймать настроение, неуловимую радость и блеск, которым искрились большие глаза. Мудрость соседствовала с легкостью и беззаботностью, и это сочетание невольно завораживало.

Внезапно Ника услышала позади себя какой-то странный звук – не то вздох, не то стон. Обернувшись, она увидела, что Феофан осел в кресло и обхватил голову руками.

– Я так больше не могу, – надрывно проговорил он, не поднимая взгляд от пола. – Под ковром. Возле левой кровати…

Ника даже не успела сообразить, что происходит, а Рик уже откидывал край вышеупомянутого ковра. В следующее мгновение в его руках оказался маленький железный коробок, мерцающий едва заметным фиолетовым светом.

– Я не хотел! Клянусь, не хотел… – раскачиваясь из стороны в сторону, простонал Феофан.

Взгляды всех присутствующих устремились на него в ожидании продолжения.