Истерзанное сердце

— Оставь его, Сапфи. Пусть он спит, — услышала она тихий, но решительный голос и, резко обернувшись, почувствовала устремленный на нее отстраненный взгляд Тэйна, будто она была здесь непрошеным и чужим человеком. Сердце у нее сжалось от боли. Он вовсе не желал ее присутствия в доме. Если бы Стефанос заснул чуть раньше, она так бы ничего и не узнала.

— Пожалуй, ты прав. — Было невероятно трудно подавить в себе материнский инстинкт, но в то же время бессмысленно тревожить ребенка, когда он наконец успокоился. Вздохнув, Сапфира вновь укрыла малыша простыней и, наклонившись, прикоснулась губами к его мягкой щечке. После этого она подошла к другой кроватке и поцеловала Викторию.

Она с трудом поднялась, чувствуя во всем теле слабость и усталость от пережитого шока, и, подняв глаза, увидела устремленный на нее твердый и оценивающий взгляд Тэйна.

— Ну что, оказалось, мое присутствие вовсе не так уж обязательно! — с наигранной веселостью сказала Сапфира, но, к своему ужасу, она почувствовала, как глаза ее наполнились влагой и по щекам покатились две безжалостные, непрошеные слезы. Ей стоило усилий сделать вид, что ничего не произошло. — Я позвоню тебе утром, чтобы узнать, как он себя чувствует, если ты не возражаешь. — Сапфира не стала дожидаться ответа, зная, что Тэйн не будет возражать. — А сейчас я была бы тебе более чем благодарна, если бы ты вызвал для меня такси.

— Насколько более… Сапфи? — спокойно, без всякого выражения на лице спросил ее Тэйн. — Достаточно для того, чтобы попрощаться со мной столь же страстно, как со своим провожатым сегодня вечером?

— Ты шпионил за нами! — с негодованием воскликнула Сапфира, чувствуя, как кровь прихлынула к ее лицу.

— Тише! — Тэйн вывел ее из детской и закрыл за ними дверь. — Дети достаточно наслышались наших ссор, им хватит на всю жизнь. Ради всего святого, дай им спокойно поспать. — Он мягко подтолкнул ее к лестнице. — Мы закончим наш разговор внизу, если ты этого хочешь.

— Нет-нет, я просто хочу вернуться к себе, — запротестовала она, очутившись внизу и не в силах противостоять Тэйну, твердой рукой направившему ее в гостиную.

— Если ты предпочитаешь миловаться со своим ухажером под хорошо освещенной аркой, то должна знать, что рискуешь быть замеченной, — сказал он с холодной и презрительной усмешкой на губах. — Твое счастье, что ты не пригласила его к себе на ночь.

— Об этом не могло быть и речи, — ледяным тоном отрезала она. — Но если уж ты так печешься о моей морали, то могу порадовать тебя, сообщив, что больше не буду встречаться с ним.

— Прекрасно, — спокойно ответил Тэйн. — Хотя почему ты думаешь, что я поверю этому, в то время как ты не устаешь обвинять меня, без всякой причины и несмотря на мои многократные отрицания, в неверности, убей Бог, не знаю! Надеюсь все же, что ты говоришь мне правду, Сапфи, так как я хотел бы знать еще кое-что. Какие у тебя соображения насчет Стефаноса?

— Что ты имеешь в виду? — с недоумением уставилась на него она.

— Я имею в виду, когда он проснется утром и станет плакать, увидев, что тебя нет рядом, — нетерпеливо бросил он.

— Все будет хорошо. Ты же сам сказал: ничего серьезного у него нет!

— Я не говорю о его физическом состоянии. Меня тревожит то, что эмоционально он разрывается на части! Ради всего святого, как ты можешь быть настолько слепой? До последнего времени, в течение девяти месяцев, ты навещала детей каждый день. Им трудно понять твое отсутствие, как бы ты им это ни объясняла. Theos mou! — взорвался Тэйн, не слыша ее немедленного ответа. — Самое меньшее, что ты можешь сделать, — это остаться здесь на ночь и быть радом, когда малыш утром позовет тебя.

— Я не могу! — с трудом выдавила из себя Сапфира. Продолжать эти мучения было бы слишком жестоко как для нее, так и для детей.

— Но почему же, Сапфира? Почему? — с агрессивной настойчивостью требовал он. — Есть какая-то причина или тебе просто доставляет удовольствие делать все наперекор мне?

— Это нечестно! — бросилась она на свою защиту. — Я тоже могу спросить тебя, доставляет ли тебе удовольствие унижать меня?

— Унижать тебя? — он вскинул брови, разыгрывая изумление. — Когда же я унижал тебя, Сапфира?

— Все это время! — возмутилась она. — С того самого момента, как я вошла в этот дом, ты все время помыкал мной, как если бы… если бы…

— Как если бы я любил тебя и хотел, чтобы ты освоилась в этом новом и незнакомом для тебя окружении с наименьшими трудностями? — тихо продолжил он, глядя на ее непокорное лицо сквозь полуопущенные веки.

— Нет! — в отчаянии выкрикнула она, пытаясь объяснить ему свои тогдашние чувства. — Как если бы я была строптивым ребенком, нуждающимся в строгой дисциплине!

— В самом деле? — напустил он на себя озадаченный вид. — Должен признать, что не могу припомнить ничего подобного.

— Ты помнишь тот день, когда мы все утро собирали полевые цветы и, когда я нечаянно опрокинула корзину, ты настоял, чтобы я ползала по полу, подбирая каждый цветок, и клала их опять в корзину?

— Первого мая, через год после нашей женитьбы?