Истина

На пересечении улиц Ленина и Крупской Генка что-то рассказывал женщине в розовом пуховике, торопился как всегда, не договаривал, проглатывал слова, путался, можно было только догадываться, что он хотел сказать. Женщина не могла дождаться, когда Генка кончит говорить, чтобы уйти. А Генка все говорил и говорил, наверное, рассказывал что-нибудь о покойнике, больше не о чем ему было говорить: как покойник, так, Генка, помоги могилу выкопать, пихты набрать. Генка больше ничего не умел делать.

Прошло уже лет 5-6, как Верки не стало, Генка, наверное, и ее, не наверное, а точно, предал земле, он никак не мог поверить: кажется, вчера еще Верка ходила собирала фантики.

– Мяу, – кошка подошла к двери, подняла хвост.

Он открыл в подъезде дверь, пустил кошку. Кошка даже не оглянулась, никакой благодарности.

Верка была роста чуть выше среднего. Не бомба какая-нибудь под 100 кг – с фигурой. И ничего-то ей не надо было – ни дорогих шуб, ни денег… Были бы только фантики. Фантики она любила, спрашивала у продавцов в магазинах, на вокзале рылась в урнах, искала фантики, коробочки. Когда она ходила с матерью, когда одна. Мать ее была совсем больная. И под Новый год мать слегла, может простыла, загрипповала. Верка уже больше не ходила, не искала фантики, сидели с матерью дома. Соседи забеспокоились. Приехала полиция, сломала дверь… Мать лежала на кровати, Верка – рядом на полу, подобрав колени. Позвони соседи в полицию на день раньше – Верка была бы еще жива.

Никто уже больше не заглядывал в урны на вокзале, не спрашивал, не искал фантики.

– Кх-кх…

– Кх!..

Женщина, поравнявшись:

– Кх!..

«Неужели нельзя, – не понимал он, – пройти, а потом уж кашлять, обязательно надо подойти…

Автобус пришел. Только он сел в автобус, как повалил снег, температура воздуха поднялась уже до минус 7.

Туфли

На кроссовки страшно было смотреть, весь верх порвался. Клеенка. Синтетика. Получка 20-го числа, через неделю. Надо было в чем-то ходить, он достал из шкафа в прихожей серую с желтой полоской коробку – туфли. Хорошие туфли, без шнурков, на резинке. Натуральная кожа. Черные. Он покупал их, они стоили полторы тысячи рублей, сейчас, в связи с инфляцией, падением рубля, – тысячи 3, если не больше. Он покупал их, когда работал еще у газовиков, лет восемь прошло. Потом он уехал в Кизловку, Тамбовская область, к родителям, устроился там на щебеночный завод слесарем. Летом еще ничего, можно работать, был спрос на щебенку, платили неплохо, зимой же завод закрывался. Он, как и многие с завода, перебивался случайными заработками, кому крышу починить, дров напилить. Был леспромхоз, но там своих хватало, на работу не брали… Он, может, год туфли носил, а так все в кроссовках. В кроссовках оно как-то было удобней. Да и куда в туфлях было ходить, а кроссовки – она и рабочая, и выходная обувь, два в одном. Тут племянник в прошлом году собрался жениться, он думал туфли надеть на свадьбу, но свадьбу сыграли зимой. Туфли не пригодились, так и лежали в шкафу, правда раз он достал их, почистил и обратно положил. Потом еще хотел одеть на Первомай, но пошел почему-то в кроссовках, кроссовки тогда были ничего, не рваные. С костюмом была похожая история, что и с туфлями, он забыл, когда и надевал. Хороший костюм. Серый, в крупную клетку. Производство – Германия. 45% шерсть, 55% полиэстер. Костюм не новый, как и туфли, но так еще ничего, смотрелся, на выход надеть не стыдно. Был еще джемпер, шерсть. Подарок брата на день рождения. Рубашка – чистый хлопок. Два галстука. Один – черный с мелкими цветками; другой – темно-синий. Было что надеть, он все ходил в коричневых вельветовых джинсах, футболке, куртке и полуразвалившихся кроссовках. Он уж забыл, когда последний раз надевал костюм – он тогда еще работал у газовиков. И больше не надевал. Как-то сразу он перешел на футболку, словно кто наложил табу на костюм, сказал: поносил – и хватит. В футболке оно как-то было проще и не так затратно. Он представил, как в костюме, начищенной до блеска обуви выходит из дома: начальник – и только. Женщины на улице: «Кто такой?» Рабочий щебеночного завода, перебивающийся случайным заработком, не в состоянии купить кроссовки. Ребенком, мать рассказывала, он строил все из кубиков дома, хотел стать архитектором.

Он открыл шкаф, взял внизу обувной крем, щетку, почистил туфли. «Посмотри, какие мы хорошие, как новые, – говорила, кажется, обувь. – Надень. Ну хоть примерь. Ноге будет удобно». Он пошел в комнату, достал из платяного шкафа костюм, рубашку, переоделся, встал перед зеркалом в прихожей, повел плечами, как бы проверяя – не жмет? Но он нисколько не поправился, постарел только. Он хотел вспомнить, когда последний раз надевал костюм, по какому случаю – кажется, это было давно – он тогда работал у газовиков.