Вдруг в моей голове мелькнул фрагмент разговора, совсем недавно состоявшегося у меня с Иоганном. Тот уже в который раз собирался поговорить со мной о деньгах, но я опять перевела стрелки. Заработка моего, довольно приличного, нам с Лео вполне хватало, мне не приходилось платить за квартиру, мы жили в этом огромном, честно сказать, для нас двоих даже слишком огромном доме с чудесным садом. У меня есть все, что нужно. Состояние Филиппа мне ни к чему. И я ни за что не допущу публичного заявления о смерти мужа, я не намерена предпринимать ничего такого в надежде подобраться к его деньгам.
– Дело не в том, хочешь ты того или нет, – сказал тогда Иоганн. – А в том, что это твои деньги. Ты не только жена Филиппа, ты – его наследница. Не важно, приятно тебе или нет, но ты очень, очень богатая женщина. И уберечь тебя и твои деньги – наш долг. Хотя бы ради Лео. Позволь официально объявить о смерти твоего мужа.
Всегда, когда речь заходила об этом, я пыталась сменить тему, но Иоганн оставался непреклонен.
– Не понимаю, почему ты упрямо не желаешь признавать этот факт, – недоумевал он. – Ты можешь по-хорошему распорядиться деньгами Филиппа. Можешь помогать людям, если тебе так хочется.
– Филипп не умер, – неизменно отвечала я. – Значит, я не его наследница.
Филипп не умер, сказала я себе и сегодня. Он только пропал без вести. Я примеривалась к этой мысли как примеривают сшитый на заказ пиджак, который долго не носили, присматривалась, насколько комфортно я себя ощущаю с этой мыслью. На протяжении семи лет я как молитву твердила: Филипп не умер. Филипп жив. Но теперь явился этот самозванец, рыскает волком и выдает себя за моего мужа – и вдруг от всей моей уверенности не осталось и следа.
И вспомнилось еще кое-что, вспомнились слова Иоганна после того, как я заявила, что деньги меня не интересуют, что для меня речь никогда не шла о деньгах и никогда не будет идти. Иоганн тогда усмехнулся и, слегка наклонив голову, сказал:
– Но Зара, я тебя умоляю. Ты это говоришь потому, что у тебя все есть. Но поверь мне. Если найдет коса на камень, то речь всегда будет только о деньгах.
Я осторожно кивнула.
Есть только одна причина, по которой можно выдавать себя за Филиппа и втираться ко мне.
Понятия не имею, как он до этого додумался. Поди узнай, как все провернул. Но теперь я, по крайней мере, понимала, почему. Речь шла о моих деньгах, о деньгах Филиппа.
Хорошо, тогда еще раз с самого начала.
Во-первых, самозванец подбирается к деньгам.
Во-вторых, то, что я всеми средствами пыталась его разоблачить, входило в его расчеты.
В-третьих, он наверняка принял соответствующие меры.
В-четвертых, предположение довольно смелое, но оно близко к правде: кто-то ему помог. А значит, нужно соблюдать предельную осторожность, когда я с кем-то говорю. И главное: вести себя так, как от меня меньше всего ждут. Следовательно, никакой полиции. Никаких властей.
И тут меня озарила страшная мысль. Если незнакомец, согласно праву и закону, является моим мужем, ему ведь ничего не стоит меня устранить? А если так, то какими еще полномочиями он наделен? Произойди со мной несчастный случай, и окажись я в коме, – властен ли он решать, чтобы аппараты отключили? И что тогда с Лео? Я почувствовала, как сдавило горло.
Я еще раз прокрутила в голове все сцены с Барбарой Петри и неизвестным водителем. Негодяй умен. И до этой минуты полагался на то, что я буду вести себя как последняя психопатка. Похоже – да, определенно так оно и было! – это входило в его расчеты.
Пока мысли не запутались снова, я попыталась расставить все по местам.
Если мое ненормальное поведение входило в расчеты самозванца, значит, до сих пор я только и делала, что играла ему на руку. Истерика в аэропорту, маниакальные звонки господину Бернарди, господину Ханзену, Иоганну. Разговор с Барбарой Петри. И наконец – меня всю передернуло, когда я еще раз, с учетом уже новых обстоятельств, воспроизвела разыгравшуюся на улице ночную сцену. Представила, как совершенно вне себя, босиком, обливаясь потом и чертыхаясь, дергала за дверцу автомобиля, истошно кричала на водителя. Интересно, видел ли кто-нибудь из соседей? Я, словно прозрев, поняла, что до сих пор великолепно плясала под дудку этого человека. И с болью осознала, что нельзя обращаться к властям, что я предоставлена самой себе. И почувствовала решимость сделать все возможное и обернуть ситуацию в лучшую сторону. Есть выход, всегда есть выход.
А что, если задачка и впрямь предельно проста: что если, он задумал довести меня до безумия или, по крайней мере, сделать из меня психопатку в глазах окружающих? И тогда дело в шляпе: я устранена и можно запускать руку в денежки Филиппа.
Ощутив, как абсурдно все это звучит, я невольно тряхнула головой. Ну кто решится на такое пойти. Но когда я подумала о тех безумствах, которые люди из-за денег совершают и будут совершать всегда, моя догадка показалась не такой уж невероятной.