А потом… Призыв Просвещения уничтожил все, что еще оставалось. Все, кроме Габриэля Мирта, что время от времени заставляло его испытывать мучительный стыд – за свое существование, за то, что он жив и здоров, а Гилдерой Эконит умер в бедламе, как многие и многие из приближенных к королевской семье, и особенно этот стыд усиливался в присутствии мисс Амелии… Но Габриэль брал себя в руки и продолжал делать то, что должен, то, что у него лучше всего получалось – вдыхать жизнь в бездушный металл и дерево, запускать механизмы, создавать двигатели, упрощать быт простых лунденбурхцев, вовсе не виноватых в том, что один король однажды ошибся и все полетело под откос.
Призыв Просвещения был лишь следствием многих факторов. Многих мелких, болезненных камушков, набивающихся в ботинок страннику – и волна государственного переворота началась так же незаметно, прокатилась по Бриттским островам и привела к тому, что в Королевском дворце еще мраморный пол не успели отмыть от крови, как там уже уселся Чэйсон Уолш и прочие члены Парламента.
Чэйсон Уолш сгноил в сумасшедшем доме верного, честного Гилдероя Эконита, который был столь же гениален, сколь и безрассуден, и решился открыто критиковать и Призыв, и действия Парламента, и за это поплатился.
Чэйсон Уолш боялся и пальцем тронуть Габриэля.
Чэйсон Уолш был тем человеком, который сделал реальной мечту Габриэля и дал все возможности для постройки паровой машины.
И от этого становилось особенно важным помочь мисс Амелии в ее войне – таким образом она не только защитит свое имя, но и сможет вернуть отцу его достоинство. Иной бы сказал – «отомстить», – но мистер Мирт был далек от понятия мести.
Созданный созидать, он ненавидел разрушения. И стремился только привнести в жизнь как можно больше – а с тем, чтобы как можно больше отобрать, жизнь прекрасно, по его мнению, справлялась сама.
Мисс Амелия Эконит остановила кеб в начале улицы и расплатилась с возницей. Непривычно солнечная для Лунденбурха погода манила пройтись хотя бы немного – вдоль аккуратных садиков и кружевных заборов, к мрачной громаде особняка мистера Мирта. Мисс Амелия не часто позволяла себе такие прогулки, но ценила любую возможность полюбоваться готическим изяществом старого дома. Кажется, когда-то весь район был застроен подобными особняками, но время шло, люди менялись, желали чего-то более понятного и простого, и перестраивали наследие прошлого, добавляя ярких цветов и мягкости линий, занавесок на светлые окна и бронзовых петушков-флюгеров на острые черепичные крыши. И только особняк мистера Мирта был верен старым временам – как и сам мистер Мирт.
Мисс Амелия никогда бы не решилась заострять внимание на своих открытиях, но от ее внимания не могли укрыться ни покрытые пылью портреты королевской семьи, спрятанные в дальних комнатах особняка, ни королевские вензеля в виде сплетенных ветвей мирта и голубых колокольчиков, украшавшие мебель в доме – также скрытую от посторонних глаз.
Мисс Амелия не знала, что связывало в прошлом Габриэля Мирта и королевскую семью, но она бережно и с уважением относилась к нему и к его памяти – явно бережно хранимой, потому что иначе только безумец стал бы хранить в доме такие вещи при объявленном Праве на смерть. Хоть мисс Амелия и была одной из немногих, кому вообще был разрешен доступ в сердце дома, большинство посетителей не проходили дальше большой гостиной – в том не было нужды.
Она остановилась, подняв голову – мягкие золотистые завитки волос упали на глаза, и она отбросила их рукой в перчатке. Подолы юбок пачкались от грязи мостовой, и мисс Амелия вновь подумала с надеждой, что, может быть, после Выставки сможет ходить в мужском костюме – хоть иногда – просто по городу.
– Ведь если женщина не попытается – она никогда не узнает пределов своих возможностей, – так она сказала мистеру Мирту, когда они вдвоем стояли в «Стэнфорде», а исполнительный вежливый хозяин по имени Ричард аккуратно снимал мерки и что-то записывал в блокнот с кожаным переплетом.
Совсем скоро ее великолепный костюм будет готов, и хотя бы ненадолго она забудет о тех мучениях и неудобствах, что диктует женщинам навязанная мужчинами мода.
Мисс Амелия поправила шляпку и пошла вперед, к особняку, что напоминал ей наследство покинувших землю фаэ – что-то такое же древнее, красивое и непостижимое. В чем-то мистер Мирт был под стать собственному дому. Мыслящий иначе, свободно и смело, он отличался от всех, кого мисс Амелия когда-либо встречала в своей жизни. И она точно могла сказать – никогда раньше она не дышала так легко, свободная от всех предрассудков, которые ей так старательно навязывали.
Не было и мгновения, когда мистер Мирт был бы груб с нею или вел бы себя неподобающе. И в то же время он заботился о ней с очаровательной неловкостью и поддерживал ее все то время, что она проходила на самом-то деле непростое обучение работе с паровой машиной, и не только как о коллеге, но как о, возможно, младшей сестре.