– Везет же людям, умеют жениться выгодно. И жена кандидат наук, и теща в Крыму, и сына Федотом не назвали.
Прохоров молча усмехнулся. Они были ровесники. Пришли в милицию в одно и то же время. Только Олег учился в ВЮЗИ, а Борис окончил юрфак МГУ.
Они даже работали вместе в районе. Затем Олега забрали в областное управление, а Прохоров вскоре стал начальником уголовного розыска района, когда случилось это дело о наезде.
Рядом с Озерами неизвестный сбил человека и исчез. Преступника нашли через два дня. Но… позвонили, порекомендовали дело спустить на тормозах. В то время такое случалось. А Борис не захотел. Более того, задержал подозреваемого на семьдесят два часа. Через день его отрекомендовали на работу в областное управление, а дело о наезде закрыли. Строптивый капитан был, правда, с почетом, но устранен. С тех пор он изменился. Стал сух и неразговорчив. Старался ничего не принимать близко к сердцу. Четко выполнял работу, и все. Но в их деле одной четкости недостаточно. Здесь необходим несколько иной подход. Потому что работа с людьми всегда сродни творчеству. Она так же неожиданна и прекрасна.
Олег видел, как на деле Бурмина Прохоров словно просыпается от некой летаргии. Правда, медленно, но все же становится тем самым горячим оперативником, которого Олег знал по совместной работе в районе.
– Ну что, привезли Бобакова? – спросил Наумов.
– Скоро будет.
Впереди конвойный и сзади конвойный. А по бокам стены, а на окнах решетки. Значит, опять поедет он далеко на север. А там проволока да лесоповал. Только вот коридорчик незнакомый. Не в МУР его привезли, а куда?
– Начальник, – спросил Бобаков, – куда привез-то?
– Молчать. Узнаешь.
Нет, с ними не поговоришь. Не те люди. Конвой, он и есть конвой.
У дверей с цифрой 21 конвоир скомандовал:
– Стой!
Бобаков посмотрел еще раз на дверь. Очко. Значит, повезет, мальчонка.
– Товарищ майор, арестованный Бобаков доставлен.
И тут на стене Бобаков прочитал плакат о лучших работниках милиции Московской области. Вот это да… Зачем его сюда привезли?
– Заходи, – коротко скомандовал старшина. И он вошел.
В комнате сидели двое.
– Садитесь, Бобаков.
Он сел, устроился удобно, а глазом уже наметил пачку сигарет.
– Закурить разрешите, гражданин начальник?
Так спросил, для разговора. Точно знал, что начальник разрешит. В розыске ребята работают не вредные. Потому что жизнь у них не приведи господь.
– Курите.
Бобаков взял сигарету, чиркнул спичкой, затянулся глубоко.
– Начальник, зачем меня в область привезли? Я дальше Тушина не езжу.
– А у нас с вами, гражданин Бобаков, разговор о Москве пойдет. Вам фамилия Бурмин что-нибудь говорит?
– Кличку знаешь?
– Он, Бобаков, не собака, у него клички нет.
– Значит, фраер. Убей меня бог, начальник, не помню такой фамилии.
– Тогда я построю вопрос иначе. С кем, Бобаков, вы два года назад дрались у «Софии»?
Бобаков задумался. Конечно, припомнить можно. Но что ему это даст? Хорошая память в его деле – не всегда лучший помощник.
– Напоминаю, Бобаков. Вот протоколы десятого отделения…
– Не надо, не напоминай. Я за это пятнадцать суток получил.
– Бобаков, вы парень тертый, неужели думаете, что мы вас спрашиваем из праздного любопытства?
– Я понял, начальник. И скажу. Мы в переулке стояли, у винного. Время такое поганое, не у кого стрельнуть денег. Тут машина подъезжает.
– Какая машина?
– «Жигули», «семерка». Из нее мужик вышел, покрутился. Пару раз на нас посмотрел и подошел.
– Какой мужик?
– Начальник, для меня год как век.
– Вы все-таки припомните.
– Мужик такой богатенький. Пиджак кожаный, полный, роста среднего и седой весь как лунь. Ну, подходит к нам и говорит: нужны деньги? Я ему: а то! Он мне: один человек в «Софии» сидит, посчитайте ему ребра как следует, дам по стольнику. Я ему – мало. Он достает деньги, нам всем по четвертаку. Сделайте дело – еще сто. Ну, мы говорим: покажи. Он нас в ресторан завел, показал. Мужик нормальный, таких мы били не раз, я и согласился. Вызвал я его. Завел за угол и давай. А мужик-то этот крепким оказался, он мне с ходу три зуба выбил с одного удара. И бил-то не кулаком, а ребром ладони. Тут его дружок подбежал. Тоже парень ничего. А там и канарейка подъехала. Нас под руки и в десятое. Но мы твердо сказали: извините, обознались. Мол, за сестру дружка, Ильяса то есть, заступались. Те двое тоже говорят: претензий нет. Ну, а нам вместо дести шестой пятнадцать суток.
– А человек, который дал деньги?
– Как милиция подъехала, он в машину – и рванул.
– Что вы о нем еще можете сказать?
Бобаков взял новую сигарету, прикурил, задумался.
– У него шрам на подбородке был. В дверь постучали.
– Войдите! – крикнул Олег. Вошли Леня и Чернов.
– Виктор Сергеевич, – обратился Наумов к Чернову, – вам знаком этот человек?
Чернов мельком взглянул на сидящего и ответил:
– Да. Это тот, с кем мы дрались у ресторана «София».
– А вы, Бобаков, узнаете?
– Узнаю, – усмехнулся Бобаков, – он из ресторана выбежал помогать.
– У нас все, Бобаков. Старшина! Вошел конвойный.
– Сигарету разреши, начальник?
– Берите все.
– Дай тебе бог. Заловишь меня когда-нибудь, темнить не буду.
Бобакова увезли.