Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва

– Когда я вчера подошел к двери, то поймал себя на мысли, что меня что-то раздражает. Я оглянулся и увидел эти тапочки, они были свалены в угол. Я поставил их вдоль стены, ровно. А теперь они опять свалены.

Игорь внимательно посмотрел на Женю и сказал, сдерживая улыбку:

– Показывай, что еще.

Они вошли в комнату. Женя молча указал на пепельницу, потом на зажигалку, потом достал из пепельницы окурок.

– Читай.

Игорь поднес окурок к глазам.

– «Кент».

– Я отродясь не курил таких сигарет.

– Ты проверил, у тебя ничего не пропало?

– Ничего.

– Странно. Знаешь, если это опять повторится, немедленно заяви в отделение милиции.

– Зачем?

– Заяви. Так лучше будет. И вообще, сходил бы ты к врачу, Женька, а?

– Ну зачем ты так, Игорь. – Звонков устало опустился в кресло.

…Кафтанов стоял у окна в своем кабинете и читал какую– то бумагу.

Запел зуммер селектора.

Кафтанов подошел, нажал кнопку.

– Да.

– Андрей Петрович, – сказала секретарша, – к вам полковник Зотов из Инспекции по личному составу.

– Приглашай.

Полковник Зотов, высокий, чуть сутулый, в форме внутренней службы, не вошел, а словно просочился в дверную щель.

– Здравия желаю, Андрей Петрович.

– Здравствуйте, Семен Ильич. Присаживайтесь.

Зотов сел, вздохнул, положил на стол папку.

– Что это?

– Материалы на Корнеева.

– Что?!

– Поступило заявление, что Корнеев вымогал взятку…

– Я это знаю от некоего Тохадзе, – перебил Зотова Кафтанов. – Считаю оговором.

– То-то и оно, но Тохадзе перевел нам телеграмму Корнеева и фотографии, где они вместе сидят в ресторане.

– Это еще что такое?

– Да вот. – Зотов неспешно раскрыл папку, вздохнул и положил перед Кафтановым телефонограмму.

Кафтанов взял бланк, быстро пробежал глазами, потом поглядел на фотографию.

– Ничего не понимаю.

– А тут и понимать нечего, – вздохнул Зотов. – Здесь, Андрей Петрович, два варианта. Первый – оговор, второй – попытка вымогательства.

– Но зачем оговаривать Корнеева? Кому он мешает?

– Андрей Петрович, я Корнеева тоже знаю. При моей службе о человеке только плохое собирать надо. Так у меня на Корнеева, кроме неподтвердившихся анонимок, ничего нет.

– Семен Ильич, вы могли бы эти бумаги оставить у меня?

– Если с моим руководством договоритесь.

– Договорюсь.

– Тогда я вам эти бумаги занесу.

Слава Голубев свернул в переулок и опять увидел темно-синие «жигули», стоящие у церкви.

Гена заметил его и открыл дверь.

В салоне они закурили.

– Поедем, – сказал Гена. – Что брать, я скажу тебе у дома. А пока переоденься. На заднем сиденье кожаная куртка и кепка.

– Гена!

– Молчи, дурак, сделаем дело – всю жизнь нужды знать не будем.

Кафтанов шел по коридору управления, рассеянно здороваясь с сотрудниками. У одной из дверей он остановился, задумался, постоял немного и отворил ее.

Кафтанов оглядел маленький кабинет и спросил:

– Где Летушев?

– На территории.

– Хорошо. Садись, Борис. Есть разговор.

Логунов сел. Кафтанов расположился за столом напротив.

– С сегодняшнего дня ты бросаешь все дела и займешься проверкой вот этих документов.

– Что это, товарищ полковник?

– Попытка скомпрометировать Корнеева. Ты, Логунов, понимаешь, кому и зачем это выгодно? Не скрою: начав это дело, ты можешь нажить себе могущественных врагов. Но на чаше весов доброе имя твоего товарища. Следовательно, доброе имя всех нас.

Логунов взял папку.

– Я постараюсь, Андрей Петрович.

Коляска в лифт не влезла. Это была роскошная детская коляска. Нечто среднее между ракетой и автомобилем марки «Крайслер». И как Николай ни старался, он не мог ее всунуть в лифт. Поэтому и пришлось аккуратно спускать вниз по лестнице.

– Осторожнее! – раздавался голос невидимой тещи.

Коляска, солидно поскрипывая рессорами, спускалась вниз по ступенькам.

На четвертом этаже хлопнула дверь квартиры Звонкова.

Николай сверху увидел джинсовую кепку и знакомую кожаную желтую куртку.

– Женя! – крикнул он. – Женя!

Но Звонков, словно не слыша его, опрометью бросился вниз по лестнице.

Машина Тохадзе остановилась в Козицком переулке.

– Подожди здесь, – сказал он Гене и вынул из портфеля плотный сверток.

– Бабки? – спросил Гена.

– Угу.

– Старичку?

– Угу.

– Много здесь?

– Ничего, дорогой, дело этого стоит. – С этими словами Тохадзе вышел из машины.

Звонков попрощался со Львом Мироновичем у входа в институт.

На улице уже горели фонари, и поэтому осенний вечер казался чуть лиловатым.

Женя задернул молнию куртки, закурил сигарету и медленно, не торопясь, пошел по улице.

Московский вечер обтекал его, даря на секунду лица, глаза, улыбки.

Он шел задумавшись и не заметил, как толпа вынесла ему навстречу спешащую девушку, и она ударилась о его плечо.

– Ой! – вскрикнула прохожая и упала.

Женя наклонился, схватил ее за руку, начал поднимать.

– Очень мило, – сказала незнакомка, – очень.

И стала собирать какие-то женские мелочи, разлетевшиеся по асфальту из ее сумки.

Звонков поднял какие-то маленькие коробочки, суетливо протянул девушке.

Она взяла их и засмеялась.

Только теперь Женя посмотрел на нее и увидел, что она очень хороша.

– Ну что же вы, может, руку подадите, встать поможете?

Женя протянул руку, девушка поднялась и поморщилась.

– Ушиблись? – спросил Женя.

– Немного.