Истина. Осень в Сокольниках. Место преступления - Москва

И хотя в Москве не были они так уж близки – ну, в кабаках виделись да на футболе, а иногда грелись в одной сауне, – здесь они обнялись, как самые добрые друзья.

После первых приветствий уселись как следует, закурили.

– Ну как ты, Сережа? – спросил Гольдин.

– Как видишь.

– Вижу, вижу, – хохотнул Роман, – во всем дорогом и красивом. Значит, есть бабки.

– Есть немного.

– А зелень?

– С этим похуже, но есть.

Сергей с интересом разглядывал московского знакомца. Шелковый костюм, рубашка темно-синяя, невесомая совсем, мокасины целое состояние стоят, цепочки золотые на шее, браслет золотой, часы – и говорить нечего. Безвкусно, но дорого. Кричаще дорого. Видимо, нужно Гольдину показать, что богат он, очень богат.

– Значит, это ты должен был с нами обедать сегодня? – спросил Третьяков.

– Не успел я к вашему столу, так что мы отдельно поговорим.

– Давай, только что может тебя в нашем тихом бизнесе заинтересовать?

– Правильно ты сказал, тихий бизнес. Именно такой мне и нужен.

– У тебя есть предложения?

– Есть. Ваша фирма имеет право внешнеторговой деятельности?

– Конечно. Мы можем поставить тебе любое количество наших изделий…

– А они не нужны мне. Мы организуем новую фирму.

– Не понял.

– Очень просто. Ваше СП останется таким же, как и было, только я войду туда партнером.

– Значит, мы будем советско-австрийско-американским предприятием?

– А зачем тебе понт этот? Останетесь, как и были, а я через Штиммеля вложу в вас деньги.

– Много?

– А сколько хочешь.

– В какой валюте?

– А какая тебе нужна?

– Понимаешь… – Сергей встал, подошел к окну.

Тихая, почти пустая улица. Машины вдоль бровки тротуара, светятся огоньки маленького бара, одинокий прохожий идет неспешно.

Покой, мир, тишина.

– Понимаешь, Роман, мне же любые деньги не нужны.

– Значит, Сергей Третьяков стал честным, – засмеялся Гольдин, – а не ты ли через дружка из горкома, помощника Гришина, доставал машины и продавал их?

– Я.

– Так что же ты из себя целку строишь?

– А я не строю, Роман. Просто мне держава впервые дала возможность честно заработать, сколько я хочу.

– Видно, немного ты хочешь, Сережа, если киваешь на державу. Конченое твое дело.

– Какое уж есть.

– Ну ладно. – Гольдин встал, открыл бар, достал маленькую бутылочку шампанского. – Кстати, ты нашего шампанского не привез?

– Нет.

– А жаль, любимый напиток, никак не могу привыкнуть к ихнему, уж больно сухое.

– Так оставался бы в Москве.

– В Москве. – Гольдин открыл бутылку, налил шампанского в фужер, выпил залпом, зажмурился. – В Москве за мной уже менты ходить начали. Так-то было в родной столице. Ты в следующий раз привези нашего шампанского, конечно, если мы договоримся.

Последнюю фразу Гольдин произнес со значением, не просто так произнес.

– А о чем мы должны договориться? – Сергей уловил его интонацию.

– О главном, друг Сережа, о главном. Чем будет заниматься наша фирма…

– У нашей, – Третьяков сделал ударение на слове «нашей», – есть уставная деятельность.

– Реставрация антиквариата и подделки под старину? – засмеялся Гольдин. – Да знаешь ли ты, вице-президент с советской стороны, что давно бы вы сгорели с вашей туфтовой мебелью, иконами-подделками да ковкой дерьмовой, если бы умные люди ваш бизнес не направляли.

– Ты что имеешь в виду? – внутренне холодея, спросил Третьяков.

– Ты что, действительно идиот или прикидываешься? Бабки брал, зелень брал и ничего не знаешь?

– Я не брал никакой зелени ни у кого, понял?

– Вот тебе и раз, а этот, ну, коммерческий ваш.

– Лузгин?

– Именно. Он сообщал, что все в порядке, все в доле.

– Слушай, о чем ты говоришь? – Третьяков вскочил, надвинулся на Гольдина.

– Ты не дергайся, спокойнее. – Гольдин отодвинулся вместе с креслом. – Не надо резких движений. Запомни, что ты да дурачок этот австрийский были просто фраерами подставными.

– Ты имеешь в виду Мауэра?

– Его.

– Значит, он вам мешал?

– Не об этом речь. – Гольдин встал, подошел ближе к дверям. – Ты будешь заниматься настоящим делом?

– Что ты имеешь в виду?

– Уже год, как через вас идет к нам дефицитное сырье: титан, алюминий, бронза… ну и золото, конечно.

Сергей больше не стал слушать, он шагнул к Гольдину и ударил его.

Роман, зацепив по дороге стул, отлетел к дверям.

И сразу же в номер ворвались четверо крепких, спортивного вида ребят.

Одного Третьяков отправил в нокаут сразу же, второго достал по корпусу, и тот осел по стене, глотая ртом воздух.

Но вдруг словно что-то обрушилось на него, в глазах закрутились огненные колеса, последнее, что он услышал, голос Гольдина:

– Не здесь, Ефим, не здесь…

Пришел он в себя в машине и понял, что сидит на заднем сиденье у дверей, а левее его кто-то, чье лицо он не мог разглядеть.

Голова раскалывалась от боли, все тело ломило.

Третьяков посмотрел на дверь, предохранительная кнопка была поднята.

Машина начала замедлять движение на перекрестке, и тогда Сергей, собрав остатки сил, рубанул сидящего рядом с ним по горлу, всей силой надавил на ручку двери, распахнул ее и вывалился на асфальт.

Вахмистр, старший патрульной машины, увидел, как из черного «форда» выпал человек. Вахмистр еле успел свернуть, чтобы патрульный «мерседес» не наехал на упавшего.