Истина суфиев

Однажды ко мне пришел великий ученый. Всю свою жизнь он посвятил одной-единственной цели: действительно ли Кришна является исторической личностью или нет. Но какое это теперь имеет значение? Даже если бы и были приведены все возможные доказательства того, что тот существовал в истории, то что из того? Именно об этом я его и спросил. Я спросил его: «Вам уже почти шестьдесят. Вы работали всю свою жизнь, вы работали почти тридцать пять лет — и даже если будет доказано, что Кришна — историческая личность, то что вы собираетесь этим делать?» Он не знал, что ответить. Он сказал: «Я никогда об этом не думал. На самом деле, мне никто не задавал такого вопроса. Все высоко ценили меня и мою работу».

Он всматривался в священные тексты, в древние надписи на камнях, скалах, в археологию... и тысячами и тысячами способов пытался это доказать. Но все же ему там и не удалось доказать это на сто процентов. Но он сказал: «Меня никто не спрашивал. Все высоко ценили мою работу».

«Будет ли доказано, что Кришна существовал в истории, или что он не существовал», — говорил я, — это ни в коей мере не изменит вашу жизнь, так в чем же дело? Зачем же вы тратите попусту свою жизнь? Если вы чувствуете важность того, о чем говорил Кришна, так и живите этим. Если же вы думаете, что это не важно, то если бы он даже и существовал в истории, нет смысла тратить на это свое время».

Восток никогда не отличался ученостью. Эту заразу привнес на Восток Запад. И теперь тысячи людей в университетах работают и работают над исследованиями... и все что-то пишут и пишут. И человек годами может работать над Кабиром, но он никогда не будет медитировать так, как учил Кабир. Взгляните на этот абсурд! И он еще пытается понять Кабира. Как же вы можете понять Кабира, пока вы сами не испытаете способы его бытия?

Ученый — это человек большого интеллекта, но сбившийся с пути. Он посвятил свой интеллект бесполезному. С помощью тех же усилий, с помощью той же настойчивости он сам мог бы преобразиться. С помощью тех же усилий он мог бы стать Кабиром или Кришной. А он всего-навсего пытается установить, быть ли Кришна исторической личностью или нет.

И я сказал этому пожилому человеку: «Единственный способ доказать, что Кришна был исторической личностью — это создать в себе самом сознание Кришны. Если вы можете создать в себе сознание Кришны, это будет доказательством того, что это возможно. Если это возможно для вас, отчего это не может быть возможно для кого-то еще? Если я могу стать буддой, то это единственное доказательство того, что Будда существовал. Чтобы доказать, что Будда существовал, придется самому существовать как Будда — другого пути нет». Но в таком случае, это будет путь суфия, а не путь ученого.

Один ученый сказал суфию...

Суфий думает лишь о существенном. Он отбрасывает все несущественное. Он ищет только алмазы; он не собирает хлам, он не интересуется мусором.

Один ученый сказал суфию: «Вы, суфии, то и дело говорите, что наши логические вопросы для вас невразумительны».

Логические вопросы — это именно то, что для суфиев невразумительно — ибо это глупые вопросы. Человек логики спрашивает: «Докажи, что есть молитва». Это невразумительно. Это недоказуемо. Ему бы следовало попросить; «Научи, как молится». Тогда это был бы уже не логический вопрос, а экзистенциальный.

Вы не можете спросить: «Докажи, что есть любовь». Вы можете только попросить: «Помоги мне полюбить».

Логический вопрос для суфия, знающего невразумителен. Тот, кто знает, смотрит на логические вопросы как на ребячливое любопытство. Он видит совершенно по-другому.

Я слышал, что великий мистик Баал Шем однажды остановился на пороге молитвенного дома и не пожелал туда войти. Он сказал с отвращением: «Я не могу туда входить. Этот дом до краев наполнен учением и молитвой». И тогда сопровождающие его удивились, ведь им казалось, что лучшей похвалы, чем эта, и быть не могло, он им объяснил: «Весь день напролет люди говорят здесь слова, в которых нет истинной преданности, нет любви и сострадания, бескрылые слова, и они остаются в четырех стенах и, оседая на полу, поднимаются слой за слоем, как гниющие листья, до тех пор, пока эта гниль не заполнит весь дом, и там не останется пространства для меня.

Этот дом чересчур наполнен учением и чересчур наполнен молитвой. Люди молятся и молятся, но в молитвах нет их сердец. Молитвы те мертвы, они не могут лететь, у них нет крыльев — они не могут достичь Бога. И хоть это и молитвенный дом, храм, я не могу туда войти — они чересчур наполнены молитвой и словами. В нем мне нет места».