Истина в деталях

— И что ты думаешь? Что она захочет иметь со мной что-то общее? — я не представляю, как мне удается контролировать свой голос. — Почему? Она меня даже не знает.

— Неважно, знает она тебя или нет. Ты — ее кровь. — Он изучает мои черты лица, его выражение ничего не выдает. — У нее нет детей, кроме тебя. Она знает, что ты жива, благодаря тому видео. Ты умна, профессор. И должна понимать, что я не делаю ничего, если не уверен на сто процентов.

Каждый мускул в моем теле напрягается.

— Что ты имеешь в виду?

Его указательный палец тихо постукивает по рулевому колесу, но его глаза не отрываются от моих.

— Кое-кто получил твою ДНК со стаканчика кофе, который ты пила. — Ухмылка касается его губ. — Прямо из мусорной корзины в твоем офисе. Сравнил с ДНК Сантилья. Некоторое время назад она была доставлена в полицию, и ей пришлось сдать образец, но она была освобождена без предъявления обвинений.

От жуткого осознания того, что у Нико есть связи в местном полицейском управлении, мой желудок завязывается в узел.

— Через несколько дней я получил ответ. — Он смотрит на меня с непостижимым выражением. — Однозначное совпадение.

Он сует руку в передний карман своих шорт и достает оттуда лист бумаги. Разворачивает его и протягивает мне.

На бланке напечатано знакомое название лаборатории в Майами. Большая часть текста для меня — тарабарщина, за исключением перечисленных имен.

Джоанна Сантилья-Хименес

Оливия Райт

Йоханна Сантилья-Хименес показывает генетические маркеры, которые должны присутствовать у биологической матери Оливии Райт.

Вероятность материнства составляет 99,89 %.

Я смотрю на бумагу, провожу пальцами по гербовой печати, удостоверяющей ее подлинность. Эмоции бушуют внутри меня, но я заставляю себя сохранять спокойный тон.

— Итак, что ты планируешь? Хочешь, чтобы она показала свое лицо. И что дальше?

Его глаза изучающе скользят по мне, а уголок рта приподнимается.

— Она должна пойти на компромисс в вопросах ведения бизнеса.

Бросая на него взгляд, я складываю бумагу и передаю ее обратно.

— И ты просто передашь меня ей? В обмен на то, что она не будет вторгаться на твою территорию? — мое рваное дыхание вырывается через губы. — Ты отдашь меня женщине, которая якобы убила моего отца, когда он не хотел такой жизни? Зная, что я не хочу иметь к этому никакого отношения?

Ужас наполняет мои вены при мысли о такой перспективе. Если она убила Антонио Хименеса за то, что тот не захотел вести преступную жизнь, то моя судьба, несомненно, похожа на его.

Мгновенно выражение лица Нико застывает, а его глаза становятся холоднее, чем я когда-либо видела. Его голос подобен колючей проволоке, острый и смертоносный.

— Что? Ты думаешь, что только потому, что мы с тобой так горячо пообщались на том торжестве, я изменю свои планы? — он разражается резким смехом, который настолько ледяной, что по моему позвоночнику пробегают мурашки. — Нет. На меня это не действует.

Я снова смотрю на него, на человека, который, клянусь, скрывает в себе более глубокую и сострадательную сторону. Как идиотка я жду, что трещины появятся в его жестком фасаде, но чем больше секунд проходит без изменений, тем глубже опускается мой желудок.

Даже если я понимаю бесполезность этого, какая-то скрытая часть меня все равно хочет попытаться спасти его израненную душу. Я узнаю ее под толстым слоем злодейского запугивания и высокомерия.

Верно говорят, что поврежденные души узнают друг друга.

Он ни разу не отрывает глаз от моих, холодный взгляд застывает на месте. В этом человеке есть много чего еще, и я чертовски решительно настроена раскрыть это. Не хочу сдаваться без боя. Я не позволю ему использовать меня как одноразовую разменную монету, которую можно отбросить, как вчерашний мусор.

У меня слишком многое поставлено на карту. Гораздо больше, чем он может себе представить. Этот факт побуждает меня к действию. Я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы ситуация изменилась в мою пользу, хотя бы на дюйм.

Нажимая на кнопку фиксатора ремня безопасности, я освобождаю себя, не разрывая зрительного контакта. Когда я тянусь к его ремню безопасности, мои действия наконец-то заставляют его произнести что-то.

Его челюсть подрагивает в такт его ленивому говору.

— Какого хрена ты делаешь, профессор?

Не отвечая, я отбрасываю его расстегнутый ремень безопасности, затем тянусь к регулировке его сиденья. Негромкий звук автоматического механизма заставляет Нико отодвинуть сиденье максимально назад, освобождая пространство между ним и рулевым колесом. Его черты лица спокойны, как будто я не представляю для него никакой угрозы, но его жесткая поза выдает его.

Он не уверен в том, что между нами происходит, и это его тревожит.