Истина в деталях

— Я бы не стала спрашивать, зачем ты здесь, если бы знала ответ.

Он вынимает руки из карманов и скрещивает их на груди. Язык его тела ясен. Он чувствует необходимость защитить себя, выстроить оборону.

Его черты лица становятся жесткими.

— Прекрати это дерьмо. Какого черта ты выставляешь себя на всеобщее обозрение? Да еще и перед самым крупным наркодилером в США? Потому что ты практически трахнула его на танцполе той ночью.

Его слова действуют на меня как резкая пощечина, и я прищуриваюсь, глядя ему в глаза.

— Следи за своим тоном, — мои глаза на мгновение метнулись к его идентификационному значку, — Чарли. Многих обижает, когда ТА так грубо разговаривает с профессором.

Сжимая челюсти, он отходит от двери, и его ноги быстро преодолевают разделяющие нас несколько футов. Благодаря моим каблукам мы оказываемся почти лицом к лицу, и я благодарна им за это. Его глаза впиваются в мои, пылая гневом.

— Ты можешь думать, что знаешь, что делаешь, но это не так. Ты ни черта не понимаешь. — Его брови опускаются еще ниже, и следующие слова он произносит сквозь стиснутые зубы. — Тебе нужно прекратить сейчас же.

Подозрение пробивает себе дорогу сквозь гнетущий осадок гнева, в котором я погрязла. Я поднимаю брови и опираюсь рукой на спинку одного из стульев. Непринужденная, не угрожающая поза.

— Почему?

Он недовольно сжимает рот в линию и с отвращением качает головой.

— Мы оба знаем, что ты дилетант. Если ты не выйдешь из этого сейчас, то станешь очередной жертвой своей матери.

Что? Я прищуриваю глаза, подозрение захлестывает меня, и мой тон становится жестким.

— Что ты знаешь о моей матери?

Он делает такое лицо, как будто разговаривает с имбицилом.

— Как будто тебе нужно, чтобы я рассказал о Сантилья. — Его тон зловеще мрачнеет, а глаза с гневом впиваются в мои. — Уходи, Райт. Оставь Альканзара. Иначе в следующий раз она заставит их целиться в тебя.

Ярость вырывается наружу и пробивает плотину, которую я сдерживаю. Я говорю тихо, но в моем голосе звучит смертельное обещание.

— Ничего не выйдет. Я никогда ни от чего не отказываюсь. И пойду до конца.

Ни один из нас не отводит глаз. Захваченные жестоким противостоянием, мы оба отказываемся сдвинуться с места.

Раздается стук в дверь, знакомый тяжелый стук большой, мускулистой руки, и я бросаю острый взгляд на мужчину, который не подает никаких признаков того, что собирается двигаться. Это игра власти, в которой я отказываюсь проигрывать. Я не буду обходить его стороной.

Он на моей территории. Пришел без приглашения. Он пришел сюда, чтобы запугать меня.

Я ни за что на свете не поддамся на это.

— Профессор? — окликает Голиаф, и я понимаю, что он чувствует, что что-то не так.

Обращаясь к мужчине, который все еще не двигается с места, я тихо шиплю.

— Если ты хочешь сохранить лицо красавчика, советую тебе двигаться, пока человека за этой дверью не расстроило твое присутствие.

Он хмыкает и начинает поворачиваться, но в последний момент передумывает. Тыкая пальцем в центр моей груди, он приближает свое лицо к моему, наши носы почти соприкасаются, а изо рта пахнет несвежими сигаретами.

Его слова звучат тихо, но в них скрыта ярость, подобной которой я никогда не видела.

— Я наблюдаю за тобой, Райт. Ты делаешь неправильный выбор. Попомни мои слова, ты сгоришь в огне.

Не успеваю я произнести ни слова, как он уже стоит у двери и распахивает ее, натягивая назад свой образ. Обращаясь к человеку, стоящему у входа в мой кабинет, он говорит.

— Извините.

Голиаф недоверчиво смотрит на него, затем отступает совсем немного. Я чуть не рассмеялась, когда это чудовище едва сдвигается с места, заставляя другого повернуться боком, чтобы проскользнуть мимо него.

Чарли останавливается и с тоской смотрит на меня, и я уже знаю, что именно он собирается использовать.

— Извините за беспокойство, профессор. Надеюсь, он хорошо заботится о вас.

Я вежливо киваю и улыбаюсь.

— Никаких обид. — Может, это и было умным прикрытием для его визита, но от этого он не становится меньшим мудаком.

Как только он исчезает из поля зрения, Голиаф обращает свой взор на меня, и я почти теряю контроль над тем, что заставляет меня держаться с начала этого визита. Выражение его лица озабоченное, пронизанное потребностью защитить, оно говорит мне, что если я упомяну, что этот человек хоть как-то меня побеспокоил, он догонит его и выбьет из него все дерьмо.

Или еще хуже.

— Все в порядке, профессор?

Когда я отвечаю, мой усталый вздох ничуть не притворный.

— Я уже хочу, чтобы этот день закончился.

Чем глубже я погружаюсь, тем сильнее увязаю. Все больше вовлекаюсь в эту странную и приятную динамику, которая складывается между Голиафом и Нико. Границы ранее четко очерченных, резко вытравленных черных линий, которым я следую всю жизнь, размываются. Теперь они выглядят так, будто на них упала капля воды, сделав чернила водянистыми и заставив их растечься, потерять четкость формы.