Истина в кино

В «Карточном домике» много шекспировских страстей. Андервуд напоминает Ричарда III, в его жене Клэр определённо есть черты Леди Макбет. Но постепенно вторгается американский политический миф, созданный Робертом Пенном Уорреном во «Всей королевской рати». Андервуд на посту президента (осторожно, дальше начинаются спойлеры, которые, вероятно, могут уменьшить вашу радость от просмотра сериала) всё больше напоминает напористого социального демагога Вилли Старка, который с трудом может разобрать, делает ли он те или иные вещи для народа или ради собственной власти.

Там, где появляются начальные мотивы «Всей королевской рати», светит и принципиально иной конец: не публичное политическое уничтожение и развенчание, которое ждёт шекспировских героев, а коварно подстроенное убийство, финал без катарсиса. Поэтому не исключено, что Фрэнк Андервуд так и умрёт с маской удивления на лице (надо же, очередная комбинация сорвалась), а его жертвы так и не получат публичного отмщения. Не похоже, что Андервуд получит воздаяние, хотя с каждой серией он совершает всё больше фатальных ошибок.

В мире «Карточного домика» оказывается, что главные дела в мире по-прежнему решаются между США и Россией. Андервуд встречает противника, по меньшей мере, равного — президента России Петрова: внешность и характер нордические, безжалостный, не пренебрегающий никакими средствами, лишь бы упрочить величие и престиж России. Он готов на любой реальный торг, но не потерпит ни малейшего символического унижения своей страны. Он бросает хлёсткие фразы: «Я русский, а русские своих не бросают» — и умеет добиваться своего.

По сравнению с ним манипулятор и лицемер Андервуд порой кажется дешёвым клоуном и туповатым фермером.

Эти два прагматика в общем-то друг другу нравятся и быстро бы договорились, если бы не выяснилось, что сегодняшние США — это не демократия, строящаяся на принципах локковского рационализма и джемсовского прагматизма, а фундаменталистское государство, которое по идеологизированности своей политики даст сто очков вперёд даже фанатикам из ИГИЛ. Причём основа этого фанатизма — уже не протестантский мессианизм, даже не абстрактные права человека, а феминизм и гей-фундаментализм.

Важные соглашения, от которых зависит международный мир, могут быть свёрнуты американским гей-активистом Кэрриганом, который решил нарушить наш закон о гей-пропаганде прямо в центре Москвы и был демонстративно заключён на долгий срок (деталь, конечно, нереалистичная). Опасаясь потерять лицо, Кэрриган предпочитает покончить с собой, лишь бы не высказать при освобождении хотя бы формального уважения к русским гомофобам и их законам. Сложнейшая сбалансированная сделка оказывается сорвана истерикой одного гей-активиста — расклад, от которого схватится за голову Генри Киссинджер и любой сторонник внешнеполитического реализма.

Этот идеологизированный ЛГБТ-фанатизм был бы полбеды, если б не суммировался с истерическими выходками переживающей климакс первой леди. Клэр стремится определять внешнюю политику, она объявляет персональную вендетту Петрову, выступает архитектором антироссийской дипломатической коалиции, публичными оскорблениями в лицо сводит на нет все дипломатические усилия Фрэнка. Она поддаётся на элементарную провокацию, которая стоит жизни американскому военнослужащему и даёт все козыри в руки Петрова. В конце сезона российский президент полностью одерживает победу над американским, да и к тому же добивается ухода Клэр из ООН.

И здесь мы, пожалуй, добираемся до главного политического нерва этой части сериала. В нём даётся весьма саркастическая критика феминизированной политики. Вдруг принимать решения устремляется слишком много женщин: с постоянными истериками требует себе фактически роли сопрезидента Клэр, против Андервуда в рядах Демократической партии выступают опять же женщины — прокурор Данбар и конгрессмен Шарп.

Эти женщины оживлённо дебатируют о сексизме, гендерном равенстве, так что понимаешь: феминистская революция в США происходит не только в социальном, но и в политическом поле. Женщины перестают играть в политику по мужским правилам и привносят в неё атмосферу девичника.

«Карточный домик» безжалостно показывает ничтожество этой феминизированной модели политики. По итогам сезона проигрывают все женщины, вовлечённые в сюжет. Но главное поражение терпит Клэр. Её великолепные способности и амбиции, двигавшие Фрэнка наверх, в Белый дом, разом становятся источником безудержных разрушений, когда она сосредоточивается на себе и своём равенстве, стремится быть не рядом с президентом, а второй половиной президента.