Истина в кино

«Роговолоду держащу и владеющу и княжащу Полотьскую землею, а Володимеру сущу Новегороде детьску сущю еще и погану и бе у него Добрына воевода и храбор и наряден муж сеи посла к Роговолоду и проси у него дщере за Володимера он же рек дъщери своей „хощещи ли за Володимера“ она же рече „не хочю розути робичича но Ярополка хочю“ бе бо Рогволод пришел изъ заморья имеяше волость свою Полтеск слышавше же Володимер разгневася о той речи оже рече „не хочу я за робичича“ пожалиси Добрыня и исполнися ярости и поемше вой идоше на Полтеск и победиста Роговолода. Рогъволод же вбеже в город и приступивше к городу и взяша город и самого яша и жену его и дщерь его и Добрыня поноси ему и дщери его нарек ей „робичица“ и повеле Володимеру быти с нею пред отцем ея и матерью потом отца ея уби а саму поя жене и нарекоша ей имя Горислава и роди Изяслава»[54].

Начинается эта годовая статья с полоцких известий: «Преставися князь Полотьскыи Борис [Всеславич]…». А продолжается история дочери Роговолода ещё более драматическим рассказом о том, что Владимир оставил её ради иных жен. Она пытается убить мужа, а когда это не удаётся, жестоко его упрекает: «зане отца моего уби и землю его полони мене деля и се ныне не любиши мене и съ младенцем сим». Владимир хочет казнить её и «повеле ею устроитися во всю тварь царскую якоже в день посага ея и сести на постеле светле в храмине».

То есть составитель повести уже забыл, что Владимир изнасиловал дочь Роговолода, и теперь князь требует от неё одеться в свадебные одежды и следовать свадебному ритуалу. Она же велит своему сын Изяславу только что названному «младенцем», встать на пути отца с обнажённым мечом и тем самым посеять у Владимира сомнения в правоте своего поступка.

Посовещавшись же с боярами, Владимир решает «воздвигнуть отчину ея», да ещё и строит в честь сына город Изяславль. Заканчивается повесть следующим резюме: «оттоле мечь взимают Роговолжьи внуци противу Ярославлим внуком». То есть перед нами история о происхождении борьбы «Роговолжьих внуков» против Ярославичей, и в самом деле кипевшей весь XI век, особенно при князе Всеславе («Волхе Всеславиче» из «Слова о полку Игореве»).

Что сразу обращает на себя внимание в этом рассказе, вставленном в Лаврентьевскую летопись? Рогнеда ни разу не названа по имени. Она называется сперва «дочерью Роговолода», потом Гориславой, а дальше и вовсе никак, безликим «она». Автор «полоцкой легенды» называет её как угодно, но только не Рогнедой. Почему? Совершенно очевидно. Потому что в той же летописи Рогнеда — это мать Ярослава…

Вся концепция легенды, обосновывающей вражду и особые права полоцких Изяславичей против киевских Ярославичей, рухнет, если окажется, что и Ярослав и Изяслав — сыновья одной матери. Ярослав такой же точно «Роговолжий внук», и его потомки имеют те же материнские права на Полоцк. Поэтому «дщерь Роговолода» называется в «полоцкой легенде» как угодно, но не Рогнедой.

Даже самое поверхностное текстологическое наблюдение показывает прямую текстуальную зависимость «полоцкой легенды» от «Повести временных лет». «Ударный» момент обоих рассказов совпадает слово в слово: «он же рек дъщери своей „хощещи ли за Володимера“ она же рече „не хочю розути робичича но Ярополка хочю“ бе бо Рогволод пришел изъ заморья имеяше волость свою Полтеск».

Вариантов тут только два. Первый: составитель «полоцкой легенды» 1128 г. сочинил её, взяв за основу известие Начальной летописи/ПВЛ за 978 г. Второй: составитель ПВЛ взял за основу некий первоисточник, содержавший «полоцкую легенду», и сократил его, убрав Добрыню и «гнусные обстоятельства», но во Владимирский свод 1205 года, скопированный в Лаврентьевскую и Радзивилловскую летописи, история Рогнеды попала в первоначальном виде.

Второй точки зрения, как мы уже отметили выше, придерживался знаменитый русский филолог академик А. А. Шахматов[55]. Однако Шахматов предлагает в качестве аргумента переусложненную конструкцию, базирующуюся на предположении общего источника известий о Рогнеде Начальной Летописи/ПВЛ за 978 г. и «полоцкой легенды» в Лаврентьевской летописи за 1128 г., даже не поставив вопроса о самом естественном способе каким в Начальной летописи и Лаврентьевской летописи могли появиться эти общие фразы, — о создании «полоцкой легенды» путем тенденциозного расширения известия Начальной летописи.

Предположения, что «полоцкая легенда» 1128 г. составлена на основе известия Начальной летописи 978 г. Шахматов никак не опроверг, просто потому, что он даже не поставил его на обсуждение.