Истинная для Мира

— Девочка моя, прости, что так вышло, но у нас нет выбора… Пожалуйста, не уходи… — голос его был все также тверд, но я слышала дрожь отчаянья где-то в его глубине, и вздохнула глубже. — Я не могу позволить тебе уйти. Я не отпускаю тебя, слышишь?!

* * *

Я слышала… Приподняв мордочку над лапами и склонив голову набок. Снегопад кончился, и перед глазами стелился выбеленный лист заснеженного озера, стыдливо алеющий в лучах заката.

* * *

Он закинул мою ногу себе на бедро, и, скользнув большим пальцем по губам, протолкнул его в рот:

— Кусай, если будет больно…

Его напряженная вздрагивающая плоть уперлась в лоно, и он с силой двинул бедрами. Зубы сжались на его пальце так, что во рту стало солоно от крови. Казалось, будто я не то, что никогда не была с ним, а вообще не была с мужчиной! Я широко раскрыла глаза и, наконец, сфокусировалась на лице Мирослава, выталкивая его палец изо рта. Черты его лица даже не дрогнули. Взгляд продирал до самого солнечного сплетения, выжигая оттуда всякий стыд и сомнения. Я не сдавалась, и он это видел, но ему было плевать. Я была его, и мы молча поставили в этом вопросе точку.

— Принимай, Аня… — перешел он к следующему, и снова с силой двинулся во мне, разжигая боль внизу живота. — Впусти меня… — обвел пальцем мои губы, медленно отстраняясь, завораживая, как хищник… — Давай… — рыкнул вдруг и сорвался в быстрый ритм.

Резко, глубоко… сильные руки обхватили бедра, приподнимая выше и рывками насаживая на его член.

«Нет!» — кричало все в душе, но тело откликалось на требование зверя. Я чувствовала, как какая-то новая часть меня признает мужчину, опуская перед ним ушастую голову с большими кошачьими глазами. Смерть перестала быть моим выбором, я горячо отвечала жизни и Мирославу «да!», двигаясь навстречу, обхватывая его бедра ногами и выгибаясь, как кошка. Боль отступила вместе с моим сопротивлением… Грудь наполнялась предвкушением и горячими вдохами, кожа покрылась крупными каплями пота, очищая тело, я чувствовала себя так, словно рождалась заново…

…только никто не обещал, что эта новая жизнь будет лучше…

Мирослав рывком вышел из меня, разворачивая на живот, и сразу же навалился сверху, вдавливая в мокрую простынь. Я вскрикнула, но послушно приподняла бедра, углубляя его проникновение. Ощущения стали острей, каждое движение подчиняло и порабощало меня, заставляя рычать… Мир сделал очередной сильный толчок и замер. Его губы коснулись шеи, горячий язык обжег тонкую кожу на позвонках, и вдруг на ней сомкнулись зубы мужчины. Это было так неожиданно и больно, что я дернулась, взвизгнув, но он до боли сжал бедра и в несколько сильных движений довел нас обоих до исступления. Я уже ничего не соображала, когда мужчина хрипло застонал, впиваясь ногтями в кожу.

— Больно! — вырвалось у меня слово, описавшее лишь одно из моих состояний, и далеко не доминирующее.

Мне было хорошо… Я чувствовала себя так, как никогда. Я словно проснулась, проспав всю жизнь!

Мирослав тяжело дышал мне в спину, не спеша оставлять в покое.

— Так надо… — выдохнул с трудом и увлек меня на бок, прижимая к себе спиной. — Спать.

Еще секунду назад я была полна сил прыгать и скакать неделю без сна, но после его команды все силы словно высосало. Будто мне их дали исключительно во временное пользование.

— Как ты здесь оказался? — прошептала я с закрытыми глазами, но он не снизошел до ответа на мой вопрос. Или я просто сразу уснула…

* * *

Проснулась я от того, что мой телефон надрывно звонил… Мира рядом не было, но пахло им все, в том числе и я сама. Ночь любви с ним выглядела феерически: простынь валялась на полу, моя одежда — там же, разорванная в клочья. Я спала на одеяле, укутанная им же. Между ног все липло и противно щипало. Кое-как поднявшись, я достала из шкафа футболку с шортами, оделась и вышла на кухню. Вернее, я застыла в коридоре. Мирослав стоял у стола ко мне спиной в одних джинсах. На мышцах плеч недовольно ворочались желтые блики от моей кухонной витражной лампы:

— Кто для тебя этот «недозверь», что все утро обрывает твой телефон? — оглянулся на меня.

— И тебе доброе утро, — фыркнула я. — Я — в душ.

Хотелось быстрее оказаться подальше, и не смотреть в его глаза. То, что произошло ночью, не укладывалось в голове. Я уже отвернулась от него, когда вместе с одним неуловимым движением оказалась прижатой к стене коридора. Широкая ладонь на моем горле не давила, а лишь удерживала, заставляя смотреть ему в глаза.

— Во-первых, — прорычал он, раздувая ноздри, — поворачиваться ко мне спиной и уходить, не отвечая на мои вопросы, — запрещено. Ясно?!

Я сжала губы, испепеляя его взглядом.

— Отвечай! — тряхнул он меня, и вдруг оскалился: — Не буди во мне зверя! Устанешь усыплять…

— Ясно, — процедила я.

— Мыться тоже пока что запрещено.

— Что?! — рванулась в его руках. — С ума сошел?! У меня все чешется… там, и вообще!

— Для меня важно, чтобы ты пахла мной, — тяжело сглотнул он. — Это мое правило, Аня…

— Я… хочу… помыться… — процедила, тут же облизав пересохшие губы.

Он приблизился к моему лицу вплотную и, почти касаясь губ, прорычал, скалясь: