Истинная история Дюны

Без лишнего шума, почти что скрытно, в Хайдарабаде разместилась целая штаб-студия с репортерами, режиссерами, операторами и неимоверным количеством самого дорогого современного оборудования, включая электростанцию и собственный спутник связи на стационарной орбите. Несколько месяцев дни и ночи напролет высококлассные специалисты ставили Муад’Дибу речь, работали над внешностью и стилем поведения; художники по костюмам перекраивали и комбинировали фрименские фольклорные наряды и парадные одеяния, выстраивая нужную фактуру и колорит, спичрайтеры не поднимались из-за компьютеров, а режиссеры и ассистенты жарко дышали всем в затылок. Для Арракиса наступали великие времена.

И вот, наконец, мужественное лицо Пола Муад’Диба — с тщательно выбеленной прядью, модной легкой щетиной, мудрым и чуть усталым прищуром красивых голубых глаз — появилось и уже больше не сходило с журнальных обложек и телевизионных экранов. Смотрите, какой удалец-молодец появился у нас на Дюне! Он суров, но справедлив, защищает свой народ, который за него хоть в огонь, хоть в воду, он разумен, тверд, молод, перспективен — и из очень хорошей семьи.

С этого исторического момента и берет начало официальная версия — магрибских фрименов объявили всем населением Дюны. В прессе покатилась волна публикаций — о, эти фримены! Прекрасная, гордая нация, но их притесняют, угнетают, их земли нещадно эксплуатируют, а ведь именно они законные хозяева спайса; геноцид, творимый имперской администрацией, ужасен и плохо кончится; безумная, гибельная политика Шаддама в отношении коренного населения переполнила чашу терпения — народ-воин встал на защиту своих детей! Счастье, что у него есть такой лидер, как Пол Атридес-Муад’Диб, иначе бы Арракис потонул в кровавой каше. «Мой отец умер за эту землю, — гневно, но с достоинством говорил на одной из бесчисленных пресс-конференций романтический герой пустыни. — На этой земле родилась моя сестра. Нас убивают. Мы желаем лишь одного — справедливости».

Пораженные зрители вряд ли догадывались, что все свои интервью неуловимый вождь повстанцев давал не в таинственной, затерянной в неведомых просторах пещере, куда журналистов доставляли с завязанными глазами, а в двух шагах от столицы, у съетча Табр — заурядной фабрики стилсьютов, и что уже за сто километров от этого места мало кто слышал о том, как безвестный хайдарабадский инструктор вдруг сделался пламенным борцом за свободу и счастье людей. Здесь же, в скалах Табра, снимали и самые красочные эпизоды боевых действий. Впрочем, партизанская война разгоралась и на полном серьезе — подвластные Стилгару кланы, у которых неожиданно появилась пропасть оружия, денег и снаряжения, не на шутку принялись беспокоить федеральных менеджеров — промыслы Северного Рифта залихорадило, пресса вновь ударила в там-тамы: подручные императора утратили дееспособность и потеряли всякий контроль над добычей, они демонстрируют полную некомпетентность, доведя дело до кризиса; перебои с поставками и галопирующие цены — вот плоды неразумного подхода к проблеме фрименов, даешь переговоры с Муад’Дибом, его дело правое.

Публике было невдомек, что спайсовый кризис на девяносто процентов есть произведение не арракинских неурядиц, а тактики СНОАМ, где ландсраат, оттеснив императора, захватил главенствующие позиции; что цены взвинчивает барон Харконнен, которому показалось мало парламентской компенсации за экономический ущерб. Люди слушали авторитетные суждения о надвигающейся экономической катастрофе, смотрели репортажи о войне о пустыне и невольно задавались вопросом: а куда же смотрит верховная власть?

Разумеется, Шаддам, которого по всем правилам травили, точно вепря на охоте, не мог не понимать, к чему клонится дело. Но большинство властных козырей уже было выбито из его рук, поредевший клан Коррино утратил единство, и вдобавок именно в тот решающий момент Шаддам допустил несколько непростительных ошибок. Император полагал несокрушимыми свои позиции в СНОАМ, в то время как руководство концерна, предчувствуя грядущую катастрофу, давно уже перебежало под крылышко парламента. Шаддам полностью находился под влиянием лидеров ордена Бене Гессерит, а они позорно проворонили ситуацию на Дюне и недооценили масштабы спайсового кризиса. Как знать, если император хотя бы на полгода раньше ввел на Арракис войска, уничтожил или, по крайней мере, рассеял отряды фрименов в районе Северного Рифта, представлявшие в то время вполне доступную мишень, и назначил прямое управление распределением спайса, может быть, и не сиживать Полу на троне из хагальского кварца. Да, Шаддам сделал все это — ввел войска, объявил секвестр, — но с недопустимым, гибельным опозданием, когда у него уже не было поддержки ни армии, ни банкиров, ни даже собственного двора.