Истинная кровь (СИ)

Лиз подергала скапулярий. Вдруг глаза ее округлились, и она открыла рот, обалдевшим взглядом глядя на Паулюса.

- Я по-ня-ла, - прошептала она. – Я поняла! Дыра во времени – это ты!!!

- Это еще как? И что ты собралась со мной делать? – Паулюс посадил юного маркиза обратно и отошел от него на несколько шагов. Для надежности.

- Вот когда мы домой вернемся, я с тобой такое сделаю, закачаешься!

Он расплылся в блаженной улыбке довольного кота и проговорил, подтягивая Лиз за скапулярий к себе ближе:

- Ну, и как возвращаться будем?

Оказавшись в его руках, она совершенно серьезно сказала:

- Уверяю тебя, мы испробуем все возможные методы.

И в этот самый момент в коридоре раздался какой-то грохот.

- Это еще что такое, - взяв за руку девушку, монах пошел к коридору.

Проходя мимо мальчишки, сидевшего на полу и внимательно разглядывавшего малочисленную процессию, он шепнул ему, сделав «страшные глаза»:

- А ты сиди тихо!

Грохот в коридоре прекратился. Зато раздался чей-то громкий шепот. Судя по голосу, шептала Барбара:

- Подними ты его! Вот. Поставь на место.

- Душенька, да не томи, - отвечал ей голос Шарля-мясника.

- Да будет, будет. Пойдем в кладовку. Там самое подходящее местечко.

И в тот момент, как Лиз и Поль выглянули в коридор, Барбара и мясник слились в страстном поцелуе.

Лицо святого брата сначала вытянулось от изумления, а потом он громко, безудержно расхохотался. Нет, он, конечно, был наслышан про бурную молодость кухарки, когда она не пропускала мимо себя ни егеря, ни конюха. И даже однажды ввела во искушение благочестивого брата Ансельма, грешившего до нее только чрезмерными возлияниями. Теперь же в ее умело расставленные сети попал местный мясник. Ловко!

Отсмеявшись, Паулюс произнес торжественным тоном, словно читал молитву в часовне:

- Срам-то какой, многоуважаемая Барбара!

Вечером того же дня Шарль-мясник сделал Барбаре-кухарке предложение, чтобы не осрамить ее перед добрыми людьми.

- Потому что я честная женщина! – грохотала почтенная дама, и складки ее покрывала тряслись вместе с возмущенным подбородком.

1159 год, королевство Трезмон, обитель, затерявшаяся в горах 

- Королева совсем плоха, - проговорила настоятельница. – Несчастная женщина. Так молода, так красива…

- Даст бог, и она поправится, - ответил старик-лекарь с бородавкой на лбу. – Что же, матушка, проводите меня к ней?

Старушка кивнула, чуть не уронив вимпл. И они направились вдоль темного сырого коридора в крошечную комнатушку, где умирала Блаженная королева, как была прозвана в народе.

Маленькое ее тело, распластанное на постели, металось, будто в горячке. Глаза смотрели так, словно видели перед собой не стены обители, но что-то иное.

- Вы королева? – спросил лекарь.

- Я не королева! – закричала она диким голосом. – Королева еще в пути! Весной привезет ее король! Так мне сказали!

- Кто сказал?

- Кельт! – приподнявшись, выплюнула она и снова упала.

Лекарь нахмурился и подошел ближе.

- Вы видели кельта, королева?

Она схватилась за голову, ударила крошечной ладонью по ней несколько раз и прохрипела:

- Я не королева! Я не королева! Я не королева! Королева придет весной! Она подарит кельту наследника! Она подарит королевству спасение!

- Черт, - пробормотал лекарь. – Какого наследника?

- Сына рода Наве. Сына хранителей камня. Сына рода Форжеронов. Сына великих магов. Наследник кельта. Он спасет королевство.

- Вот как? И как мы узнаем, что это, и в самом деле, он?

- Он будет носить имя подобного Богу и знак змеи!

Лекарь побледнел. Почесал бородавку на лбу. И, приблизившись к королеве, тихо сказал:

- Это сказал тебе кельт? Ты уверена, королева?

- Я не королева! Не зови меня королевой! Я умру графиней Дюша! Но не королевой! Я умру графиней Дюша!

- Как скажешь, - с искаженным улыбкой лицом проговорил лекарь и щелкнул пальцами.

23 декабря 1186 года, Трезмон, «Ржавая подкова» 

- Ну вы и олух, Ваша Светлость, - мечтательным голосом проговорила юная Аделина, девушка, работавшая в харчевне «Ржавая подкова» и подчас оказывавшая некоторые услуги постояльцам.

- Олух, - мрачно кивнул маркиз де Конфьян, блуждающим взглядом глядя в черный провал окна. Сердце его рвалось туда, в ночь, в метелицу.

После чудовищного разговора с Катрин он вернулся в харчевню, где продолжились его возлияния, не имевшие, впрочем, никакого действия. А он все надеялся напиться до такой степени, чтобы упасть в беспамятстве и проваляться до утра. Но Серж Скриб никогда не пьянел, хотя и прилагал все к тому усилия, притом – неоднократно.

Кто ни подходил к нему в этот вечер с просьбой спеть еще что-нибудь, убирался не солоно хлебавши. Серж даже не давал себе труда ответить. Просто глядел в одну точку – на пламя свечи на столе. И думал о том, как же будет жить теперь без нее…