Змееносец

JK et Светлая Змееносец

В дополнение к сказанному

Змееносец! Как много для нас в этом слове! Год жизни - не самый худший год!

Это наша вторая совместная работа. Джина считала, что что-то умеет. Светлая отмахивалась, что она ни разу не писатель. А оказалось, мы обе где-то посередине.

Итак, мы расскажем вам о королевстве Трезмон, о волшебном ожерелье Змеи, охранявшем род короля де Наве, о том, почему ни в одном учебнике нет ничего о стране меж тринадцати гор, и ни на одной карте вы не найдете ее столицы Фенеллы. Все, о чем вы узнаете, совершенно достоверно и проверено несколько раз - мы записывали со слов очевидцев и главных героев!

Сегодня мы отправляемся в путешествие во времени и пространстве. Мы - и вы. И надеемся, оно покажется вам увлекательным.

С любовью, JK et Светлая.

До пролога

1159 год, День Змеиный

На шее воина изумрудным глазом блеснуло ожерелье, будто золотая змея, обвивающее шею. Вместо доспехов на нем была лишь кольчуга, и яркий алый плащ за его спиной трепал беспощадный ветер.

- Кто ты? – спросила девушка, глядевшая на него прямо и открыто, без тени страха или горя, посреди пылающей деревни. Пепел проносился меж ними, но они стояли, не в силах оторвать глаз друг от друга.

- Александр де Наве, король Трезмонский, - ответил воин. – А кто ты?

- Элен Форжерон, - вздернув подбородок, произнесла она.

- Ты поедешь со мной, Элен Форжерон? – спросил король так, словно все было уже решено между ними. Будто не пепел и гарь витали в воздухе, но любовь и вера. Он взялся за ожерелье. И едва слышно прошептал: - Venite mecum.

- Поеду, - звонко ответила она. Слишком звонко для этого мертвого места. И вложила свою руку в его. Отныне уже жена его. Отступница своего рода.

И глядя, как уходит она, Великий магистр Маглор Форжерон посылал ей проклятие. Ей и ему. Королю, уничтожившему его дом и его семью. И королеве – сестре своей, полюбившей врага в день, когда на их глазах были убиты братья и сестры.

1165 год, Фенелла

Великий магистр сжал в ладони ожерелье. Вот он… подарок Праматери. Охраняющий род де Наве в веках, дарующий ему силу побеждать. И силу жить. Как велик был соблазн уничтожить его… Но змея выпустит свой яд, и великое проклятие коснется уже самого Маглора Форжерона. Он внимательно рассматривал золотую головку змеи с изумрудным глазом. Все, что он мог – забрать его и спрятать. Там, где никто не найдет. Никогда не найдет. Но и это повлечет за собой неизбежный упадок рода де Наве. И их, Форжеронов, рода.

Маглор шел коридорами замка, зная, что чернее черноты и тише тишины. Он обратился тенью. Его не было. Взгляд упал на покои королевы. Он медленно вплыл в комнату. Она спала, прижимая руки к вздувшемуся животу. Возлюбленная сестра Элен… Маглор Форжерон проглотил ком, подступивший к горлу, и пошел дальше, к крошечной двери в самом конце огромных покоев, откуда доносился негромкий храп.

В комнате спала дородная женщина – видимо, из деревни, взятая в дом как кормилица для младенца, которому не суждено увидеть свет. Маглор Форжерон проследовал к колыбели, в которой спала крошечная новорожденная девочка. Он улыбнулся и взял ребенка из постели. Тот даже не проснулся. Надел ожерелье на шею малышки и усмехнулся.

- Пусть оно хранит тебя, - шепнул он, - habeatvobis.

Щелкнул пальцами. И не стало в комнате ни девочки, ни ожерелья.

1165 год. Аббатство Вайссенкройц.

Брат Ансельм, глядя на яркое солнце, зажмурился и потянулся. Утро было добрым, слава Господу, Создателю нашему. Впрочем, утро, начавшееся с кружки шабли, не может быть плохим, и Создатель тут ни при чем. Брат Ансельм воровато оглянулся – не услышал ли кто крамолы, мелькнувшей в его мыслях. И решил, что нынче пить не будет, а вместо того прочтет Pater noster сто раз. Дабы не забываться. Впрочем, пятидесяти будет довольно.

Да и то! Пятьдесят за неозвученные мысли? Брат Ансельм почесал затылок. Нет уж, хватит с него и трезвости!

Умывшись и одевшись, он подошел к окну. Самые рьяные братья уже возделывали виноградники. И откуда такое рвение? Неожиданно он услышал за спиной детский плач и обернулся. На его топчане сидел мальчонка лет трех в белой рубашечке. Не веря глазам своим, брат Ансельм приблизился и, как диковинное создание, стал рассматривать ребенка. «Поль Бабенберг» - было вышито на его рубашке.

- Deus misereatur!

С этого дня брат Ансельм бросил пить, став наивернейшим слугой Господа в своей обители.

Собственно, пролог

Слепящее солнце разбрызгивалось множеством искр по неровной глади реки, бегущей вдоль пологих берегов. В настоящем мире не бывает такого яркого солнца и такого синего неба, и такой серебристой воды. В настоящем мире невозможно стоять среди пролесков и в то же время парить над долиной, покрытой яркой зеленью, какой также не бывает в настоящем мире.