Истинная на двоих, или Краденая невинность

— Да не пользуюсь я с тобой даром, сколько можно повторять? — эртинец подался вперед и почти коснулся моих губ.

— Знаю, — прошептала… — От этого мне и страшнее быть с тобой рядом.

— Не бойся, — прихватил невесомым поцелуем нижнюю губу.

— Я себя боюсь, Арман… — голос сильно хрипел, а от ласк кружилась голова и сдавливало жгуче-приятным ужом поясницу.

— Влюбилась в чудовище? — прошелся цепкими пальцами по позвоночнику и опустил руку на ягодицу, подтягивая меня к себе.

— Еще чего… Набираюсь опыта, чтобы ублажать будущего мужа — принца или дарвия, — заулыбалась уголками губ и повернулась немного, чтобы теснее прижаться к оборотню. Наверное, вино так играло со мной, что я не чувствовала неловкости и не слышала совесть. Мне хотелось продолжать искушать Армана, чтобы он показал мне еще больше вершин дикого блаженства.

— Чему же ты хочешь у меня научиться? — ухмыльнулся, будто бы его не задели мои слова, но звериные глаза выдали злость безумным блеском.

— Как сделать мужчине приятно? Чтобы он голову потерял, — толкнула его легонько в плечо, заставляя отклониться и лечь на спину. Забралась на него сверху, убедилась, что нога в этом положении не болит, и наклонилась к Арману: — Что дальше?

— Думаю, ты еще не готова к таким откровениям, — провел пальцем по моим губам. — Слишком маленький ротик, — усмехнулся и обхватил меня за талию.

— Проверим? — процарапала пальцами по его упругому торсу и замерла на границе штанин.

— Шутишь? — оборотень оторвал руку от талии и погладил меня по щеке.

Я подняла руки, будто сдаюсь.

— Как хочешь, конечно, — и, прищурившись, облизнулась.

— Не хочу, чтобы потом у тебя случилась истерика и ты жалела об этом, — его дыхание оборвалось, а глаза заискрились от возбуждения. — Как тогда в пещере, — прошептал.

Я опала, в груди будто что-то проснулось, обожгло. Арман прав, ведь завтра буду об этом жалеть, лучше остановиться.

— Извини, — попыталась слезть, но зацепилась больной ногой за одеяло. — На меня просто что-то нашло, сама не понимаю, что творю.

Он не выпустил меня из объятий. Прижал к груди, обхватил затылок и поймал взгляд.

— Я безумно хочу тебя, — выдохнул с жаром. — Но теперь это случится, когда ты сама будешь готова. Когда желание пересилит страх. Я больше никогда не причиню тебе боль, обещаю.

— Арман, — я немного отстранилась, чтобы посмотреть на него. — Мне больно было, потому что ты, — откашлялась — говорить об этом сложно, будто признавать, что ты соучастник преступления. — Был первым. Я не оправдываю тебя… потому что у меня до сих пор жжется здесь, — опустила руку на грудь. — Из-за принуждения, подчинения воли… из-за отца. Отпусти, пожалуйста, — мне нужно было встать, подышать, сбежать от его горячего взгляда. От правды, что обжигала душу, хотелось заорать и снова расплакаться. Но нет… не стану. Я справлюсь.

— Если скажу, что жалею об этом каждую секунду своей жизни, поверишь? — аккуратно выпустил меня из объятий.

— А говорил, что не жалеешь…

Я отстранилась, спустила ноги с кровати и посмотрела в окно. День был в самом разгаре, миасс лучисто звенел в осенней листве у дороги, а оборотень упрямо молчал.

— А что это изменит? — я попыталась говорить спокойно, но в горле все равно дрожало. — Не сделал бы это — убил бы, а так… можно сказать, что спас мне жизнь.

— Ничего не изменит, но… может… — Арман помедлил и выдавил с трудом: — Ты могла бы меня простить и мы… — встал с кровати и подошел к столу. Повернулся ко мне спиной и вздрогнул.

— У нас нет будущего, — я тоже поднялась, на удивление смогла сделать несколько безболезненных шагов до окна и присела на широкий подоконник. — Ты и сам это прекрасно понимаешь…

— Забудь, — грубо отрезал и уронил металлическую чашку на пол. Тут же подхватив ее, вернул на край стола. — Скажешь, когда станет легче. Сразу отправимся в путь.

Эта резкая перемена настроения — не признак ли, что он ведет меня в замок ради своей фанатичной цели? Отвяжет метку и убьет — рука не дрогнет. Как тогда она не дрогнула, когда вонзила кинжал в моего отца. Как не дрогнула, когда оборотень меня… ласкал…

Зачем тогда спрашивал, смогу ли простить…

Я провела ладонью по лицу, словно это могло унять горечь во рту после разговора, словно помогло бы Арману не злиться, попросить побыть со мной рядом, поговорить еще… Я не знаю, что делать и как теперь общаться, но и признаться, что не хочу, чтобы он уходил или молчал, тоже не могу.

— Я буду внизу, — бросил эртинец и, не дожидаясь моего ответа, вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.

— Арман… — проговорила вслед, преодолевая боль, добралась до двери, но лишь прижалась к ней лбом. Прошептала, оседая на пол: — Не уходи…

Через щель из коридора послышался звонкий женский смех.

— Ну не здесь же, — верещала девушка.

Я прижалась спиной к стене, подтянула к себе колени и закрыла уши, чтобы ничего не слышать.

— Ненавижу тебя… Ненавижу.

Но не услышать возбужденные мужской и женский голоса в коридоре не могла даже с закрытыми ушами. Что-то грохнуло, наверное, дверь захлопнулась, и тут же стало тихо.