Мои пальцы замирают над клавишей на долю секунды. В голове почему-то звучит строгий голос Доминика о том, что я должна думать о своем спокойствии. Но для меня это означает смириться с пассивной ролью волчицы, место которой в постели альфы или возле потомства. Ни о каком равноправии речи не идет.
К тому же, если это действительно сеть подземных переходов, то я смогу его скопировать и выдать Доминику. Он должен об этом знать!
Это не план побега.
В крошечном окошке появляется небольшое видео. Передо мной комната, напоминающая раздевалку в каком-то фитнес-клубе: светло-зеленый кафель на стенах, яркий свет от лампочек под потолком, белые шкафчики и деревянная скамья на всю длину комнаты, дверь. Но все замершее.
Я вглядываюсь в видео с минуту, но ничего не происходит.
— Что это? — спрашиваю, когда вглядываться надоедает. — Нельзя было обрезать неинтересные моменты?
— Это не запись, Чар. Подожди. Мы просто пришли слишком рано, до начала спектакля.
— Спектакля?
Ему не нужно ничего говорить, потому что ответ на мой вопрос как раз входит в дверь. В кадре появляется мужчина, стягивающий с плеч длинное пальто и скидывающий спортивную сумку на скамью. Учитывая, что камера очень-очень хорошая, а передача изображения практически идеальная, не узнать Хантера сложно. Тем более когда он откидывает назад длинную челку. Но стоит мне открыть рот для следующего вопроса, появляется второй ответ. Хантер резко вскидывает голову, будто ведет носом, а потом поворачивается к двери.
В которую спустя несколько мгновений шагает Доминик.
Я забыла, как дышать.
Будто он мог меня почувствовать. Поднять взгляд, посмотреть в зрачок камеры и сказать что-то вроде этого: «Шарлин, я запретил тебе смотреть на бой с Бичэмом». Но он, конечно же, меня не видел и смотрел исключительно на Хантера. Долгую минуту, и взгляд Доминика не сулил моему недавнему похитителю ничего хорошего.
А потом он заговорил.
То есть Доминик что-то сказал, Хантер, кажется, ему ответил, но я, естественно, не услышала ни слова.
Бесы! Наушники!
Я спихнула ноутбук с колен и метнулась к подоконнику, на котором оставила «капельки». Вернулась так же быстро, на ходу засовывая левый наушник в ухо, захотела засунуть второй в правое, но вовремя вспомнила про Кампалу. Правда, сейчас было совсем не до него. Подключила все одним кликом и осознала, что все равно смотрю немое кино.
Звука не было.
Я дважды проверила наушники, прежде чем догадалась, что проблема не с моей стороны.
— Почему нет звука? — поинтересовалась у вервольфа.
— Наконец-то надела наушники? Хорошая девочка!
— Еще одно высказывание в таком тоне, я брошу трубку. — Я говорю мило, но так, чтобы стало понятно, что мы либо играем по одним и тем же правилам, либо пусть идет в лес.
— И очень сильно пожалеешь, — цедит он.
— Может быть. Но ты этого уже не узнаешь.
Повисает пауза, мне до бесов хочется узнать, о чем говорят Доминик с Хантером, но и позволять развлекаться за свой счет я не собираюсь.
— А ты горячая штучка, Шарлин.
— С вервольфами и выть научишься, — цитирую я старинную поговорку.
— Я включу звук, — обещает этот недоделанный альфа. Теперь его голос звучит глухо, но более собранно, по-деловому, что ли. — И у тебя действительно будет лучшее место во время их боя. Но ты не станешь бросать трубку. Бросишь — и изображение станет тебе недоступно.
— Договорились, — отвечаю, особо не раздумывая, и в ухо тут же ударяет властный, но почти родной голос моего волка:
— …убеждена, что ты знаешь все о таких, как она.
— Имани, — поправляет Хантер. Его голос спокойный, расслабленный, но я прекрасно знаю, что это совершенно ни о чем не говорит — он умеет мастерски перевоплощаться. — Я называю их имани.
— Мне плевать на других, меня интересует только Шарлин и ее благополучие.
— Плохо интересует, раз ты посадил ее в башню и решил защищать от любой информации. Даже полезной. Даже той, что может спасти ей жизнь.
Я даже через камеру чувствую сгущающееся между вервольфами напряжение.
— Ее жизни ничего не угрожает.
— К сожалению, угрожает. Моя мать умерла при родах, но она не исключение. Я нашел несколько упоминаний об имани, все они погибали либо в попытках выносить младенца-вервольфа, либо, чаще, в момент его рождения. Человеческое тело, даже тело имани слишком хрупкое, поэтому мать отдавала все силы ребенку. Конечно, он рождался очень сильным, и это того стоило.
Мне кажется, я падаю, проваливаюсь куда-то глубоко-глубоко, хотя по-прежнему сижу на диване. Но слова Хантера въедаются в сознание, и вместо паники меня охватывает какая-то нездоровая злость, хочется рычать на него. Какого беса он все время лезет в мою жизнь?!
Когда в наушниках слышится рычание, сначала я думаю, что оно принадлежит мне. Только спустя мгновение до меня доходит, что это рычит мой волк.
— В истории упоминается всего два случая рождения полукровок, с тобой — три. — Я далеко не сразу осознаю, что это говорит не Хантер, а Доминик. — Но мне прекрасно известно, как пишется история, поэтому я предпочитаю доверять, но проверить.
— Ты знаешь об этом?