«Истинная правда». Языки средневекового правосудия

И все же надежда сохранялась. Родные или друзья казненного человека могли подать апелляцию, настаивая на том, что был вынесен несправедливый приговор, что судья превысил свои полномочия, совершив тем самым уголовное преступление (abus de justice) и что виновен именно он. Так, в мае 1411 г. прево Шато-Тьерри (Chateau-Thierry) был уличен в том, что пытал и приговорил к смерти некоего Ги Морно, клирика. Апелляцию в Парижский парламент подали отец повешенного, а также епископ Суассона, настаивавший на том, что дело Морно не входило в компетенцию королевского суда[951].

Сколь ни были редки подобные апелляции во французском средневековом суде, они бросали тень на всю корпорацию, каковой пытались представить себя королевские судьи уже в XIV в.[952] Они вполне допускали, что кто-то из их коллег мог, руководствуясь личными мотивами, совершить ошибку — и не боялись демонстрировать это. Тема собственной виновности, признание возможности вынести несправедливый приговор имела для средневековых судей большое значение.

Широкую известность в средние века получила история о суде царя Камбиса, кратко изложенная у Геродота, а затем повторенная в «Замечательных деяниях и речах» Валерия Максима: «Отец этого Отана — Сисамн был одним из царских судей. За то, что этот Сисамн, подкупленный деньгами, вынес несправедливый приговор, царь Камбис велел его казнить и содрать кожу. Кожу эту царь приказал выдубить, нарезать из нее ремней и затем обтянуть ими судейское кресло, на котором тот восседал в суде. Обтянув кресло [такими ремнями], Камбис назначил судьей вместо Сисамна, которого казнил и велел содрать с него кожу, его сына, повелев ему помнить, на каком кресле восседая, он судит»[953].

Жерар Давид. Суд Камбиса. 1498 г.

Как отмечает Робер Жакоб, история Камбиса, а также истории о суде Траяна (приказавшего казнить своего сына, виновного в убийстве), суде Херкамбальда (приговорившего к смерти, а затем собственными руками казнившего любимого племянника, совершившего изнасилование), наконец, суде Оттона (пославшего на костер жену, оклеветавшую и погубившую одного из его придворных), служившие источником вдохновения для средневековых авторов[954], получили особую популярность в XV в. Картины на эти сюжеты заказывались самими судьями и вывешивались в залах заседаний в Брюсселе, Лувене, Брюгге, Кельне, Монсе[955].

Для судей, преступивших закон, предусматривались весьма жесткие наказания, вплоть до смертной казни, хотя прибегали к ней, по всей видимости, все же очень редко. Робер Жакоб приводит несколько подобных примеров, в основном из немецкой практики[956]. В регистрах Парижского парламента за XIV — начало XV в. мне их найти не удалось. Значительно большей популярностью во Франции эпохи позднего средневековья пользовалось другое наказание проштрафившихся судей — и один из наиболее ярких судебных ритуалов этого времени — ритуал снятия с виселицы[957].

Ритуал снятия с виселицы представляется весьма интересным объектом исследования. Эта специфическая юридическая процедура являлась по сути зеркальным отражением процедуры смертной казни[958] и одним из вариантов публичного покаяния (amende honorable). Если смертная казнь вела к исключению человека, совершившего преступление, из общества, то публичное покаяние имело обратную силу: возвращение преступника в правовое пространство, включение его вновь в жизнь общества[959].

Важно отметить, что подобный «возврат» в рассматриваемый период был возможен исключительно через признание собственного преступления. Только так человек мог рассчитывать на прощение. Во французской судебной практике XIV–XV вв. существовало два пути получения такого прощения. Осужденного на смерть мог простить сам король, даровав ему, по просьбе родственников или друзей, письмо о помиловании (lettre de rémission)[960]. Если же преступление не заслуживало смертной казни, наказанием за проступок могло стать публичное покаяние, когда виновный получал прощение от своей жертвы или ее близких[961].

Именно это обстоятельство (прощение, даруемое отдельными членами общества) отличало публичное покаяние от прочих наказаний, принятых в средневековом суде. В данном конкретном случае сами судьи не являлись исполнителями приговора, но выступали лишь в роли наблюдателей: контролировали исполнение ритуала и гарантировали «мир», заключенный сторонами. Основными действующими лицами процедуры покаяния становились преступник и потерпевший (или его родные).

«Частный» характер публичного покаяния вполне уживался при этом с общественным характером преступлений, за которые полагалось подобное наказание. Судя по регистрам Парижского парламента, к ним в первую очередь относились вооруженные нападения (на физических лиц, частные дома и замки, церковные учреждения), убийства, публичные оскорбления, ложные доносы, похищения несовершеннолетних девиц с целью заключения брака[962].