Истинная руна

— А нету, — вздохнул Костя, хрустя огурцом. — Муки сегодня вообще не привозили. Распродал вчерашнее, да и то из-под полы: на фига мне талоны? Вот самогону взял, картошки.

— Лягушек я принес, — не к месту встрял Николай. — Меня с завода турнули, так я инструмент прихватил. Продал, правда, по цене лома… А кому теперь отвертки нужны? Уже все что можно, развинтили.

— Молоток надо было спереть, — посоветовал булочник, наливая по второй. — Хороший молоток всегда нужен. Ну, боевые товарищи, за Семью!

— Молоток раньше меня уперли.

Они выпили, и Миша почувствовал, как отчаяние охватывает его душу. Как легко было жить прежде, не помня ничего. Но после пробуждения о звездах уже не забудешь. Пусть Вторжение не задалось с самого начала, пусть просчиталось командование в своих играх с хозами и темными, но как это было славно: шагать навстречу смерти плечом к плечу, славить Императора локоть к локтю!

— Между Сириусом и Семьей перерывчик небольшой! — неумело балагурил Николай, разливая самогонку. — А что лягушки? Ничего, сожрем, не французы чай. Лягушек под Москвой полно!

— Дурак. Зима скоро… — Миша помакал картошку в соль. — А помните, как у этого программиста, у Гришки, с Пашей и Галей разговелись? Совсем другое было меню. Славно мы тогда законспирировались.

— Хорошие люди, — кивнул Костя. — И место неплохое, эта Москва-0: воздух грязный, а жратвы навалом. Да, нулевой план — это вещь. Между прочим, мне свою земную семью кормить теперь нечем, булочная-то закрывается. Навязались тоже на голову биоргу… Какие будут приказания, командир? Пристрелить?

— Отставить. Мы должны ждать зеленой ракеты на легальном положении.

— Особенно когда холода на носу, — поддакнул Николай. — Меня тоже жена замучила: дочке одежку надо зимнюю, растет, а на какие шиши покупать? Про завод она еще и не знает, я сразу сюда…

— Будем искать выход! — взял на себя ответственность командир.

— Будем! — выдохнул Костя, поднимая стакан, и только Николай успел вставить:

— Сириус навсегда!

Санкт-Петербург-1

2 октября, день

Бухаил отчаянно торговался. Казалось бы: как можно торговаться, даже не переходя к обсуждению условий? Но темный начал с самого начала, с позиций.

— Кто ты такой? — выкрикивал он, бегая на четырех лапах по пещерке, иногда забираясь и на стены. — Хоз! Вы подумайте только: приходит волосатый мужик в черном, гремит цепями и говорит: я хоз! На рынке так права качай!

— Я хоз, — не сдавался Ник-Ник. — И ты знаешь, что это больше, чем человек.

— Да чем же?!

— Я бессмертен.

Глухо захохотал Решето. Пень он или что-либо еще, Ник-Ник так и не разобрался пока, поэтому никак не отреагировал.

— Какой же ты бессмертный?! — подскочил к хозу Бухаил. — На план поднялся, потом еще на один, поиграл с этим дурацким зеркальцем — и уже бессмертный?!

— У нас нет иного пути к бессмертию. — Ник-Ник старался остаться вежливым, хотя очень тянуло схватить эту тварь и вывернуть наизнанку. Тоже мне, Старшие темных! Чучело, да и только. Но вне Границ Власти, вдали от города, хоз почти беспомощен. — Я обманул смерть.

— Ты обманываешь себя, ничтожный! Если зеркало позволяет тебе отражаться и тем жить в нескольких мирах, если ты с верхнего плана всегда можешь обеспечить себе безопасность и здоровье на нижнем — хотя всегда ли?! — то разве это значит, что ты обманул Ее?! Ох, да Она сама сдохнет со смеху, когда я ей расскажу. А хочешь, познакомлю вас? Хочешь?!

— Я в ваши дела не лезу, — так же с достоинством отвечал Ник-Ник.

— Боишься! — захихикал Бухаил. — А ты не бойся, все равно однажды с Ней свидитесь. Бессмертный, вы подумайте! Но ведь на самом верхнем плане ты обычный, самый обычный человечишка. И как бы высоко не поднялся, на скольких бы планах не обрел могущество, на самом верхнем все равно будешь ничтожен. Все равно, семь у тебя отражений, или сто двадцать семь. Верно?

Ник-Ник вздрогнул. Угадал Бухаил или ляпнул наугад? Да, семь, всего семь отражений есть у Ник-Ника, всего семь одновременных жизней, шесть из которых — жизни магов. И только верхняя — человеческая, беспомощная, исполненная страха. Откуда он узнал? Хозы никогда не говорят о таких вещах.

— Верно, — кивнул сам себе Бухаил. — Отразился, и давай оттуда вниз волшебство творить, на голове ходить, над городом летать, да на людей оттуда срать… Но на самом верху ты — червь, на задних лапках перед тамошними авторитетами прыгаешь. Сколько тебе лет, Ник-Ник?

Хоз молчал, пауза затянулась и даже Решето перестал ухать.

— Испугался?

— Просто не твое дело.

— Да я сам вижу: не больше трехсот. А то и меньше…

— Меньше! — прогудел Решето, опять распахнув желтый глазище.

— Даже меньше! — заржал Бухаил. — А мнит себя бессмертным, а?! Да если бы ты на брюхе не вымаливал себе омоложение у своих, что поопытней, повыше, как бы ты вообще жил на седьмом своем плане? От старости скопытился бы! — Бухаил аж завизжал от восторга. — От старости!!! А ты, значит, ползаешь там перед каким-нибудь Феропонтом или Грузином и просишь: дай молодости, махни планом выше ручкой, дай здоровьица, сохрани!..