А, насчет пол литры, так ее родимую, смотря с семьей или, ну например, с друзьями, праздничный концерт из Кремля или чемпионат по футболу, еще и приятней выпить.
В общем, общественная истерия, то бишь инициатива на тему — «Как, у вас нет этого … ну … телека!? Ну как же вы живете!? А вот мы вчера смотрели передачу вот с этими … жирафами, ну а вечером свое мнение высказывали по той передаче, того академика, который про Луну базарил….» — набирала свои обороты.
Параллельно с развертыванием в стране сети телекоммуникаций, набирала обороты организация и работа социальной службы, ведущей сбор и обработку «информации обратной связи», отработку схем опросов и формирования общественных интересов.
В ее отделы, как правило, набирались кураторы, имеющие большой опыт работ с многопрофильными подразделениями; психологи и статистики, имеющие опыт в обработке социологической информации.
В общем, люди тащились перед ящиком и иногда нажимали кнопки; «контора» работала и иногда даже начинала выдавать для высшего эшелона власти свои заключения и статистические подборки, от которых там, на верхнем эшелоне, те кто постарше, все чаще выпадали в «отстой» и начинали бурчать об искажении ленинской политики и о вредителях, разрушающих самое святое в отработанном деле соц пропаганды.
Госпожа региональный куратор, мадемуазель Лопес, стукнув пару раз, для проформы, костяшками пальцев в дверь, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет и молча села напротив Гесты.
… Бить будешь!?
Нет. Но, объяснить, в какую помойку я из-за тебя вляпалась, придется.
… Хочешь сказать, что ты не до конца выпотрошила эту Луизу Камински!?
Ни за что не поверю…
Лопес некоторое время, молча разглядывала своего собеседника.
Геста, ты тоже из того времени!?
… Ну, не совсем из времени. Путешествовать во времени, судя по всему, нельзя. Но, судя по результатам допросов, мы с ней из одной реальности, опережающей по времени эту, в которой мы сейчас находимся.
И там на самом деле происходило то, что она так красочно описывает!?
… На самом деле, все было еще хуже — эта девчонка рассматривает происшедшие там события со своего уровня информированности и этических оценок.
Эта эгоистичная сучонка имеет этические оценки!?
Слушай, а может быть, вы все там полностью отмороженные!?
… Ну, если ты насчет меня, так я еще хуже — в отличие от нее, я вполне четко понимаю сволочизм большинство того, что я делаю.
Эта, девочка-мажор, из семьи так называемого «нового русского».
«Нового» общества, в котором мораль и этика, изначально направлена на «себя единственного» и, если нет риска попасться, то все дозволено.
Общество, где совершенной подлостью, в своем круге общения, можно похвастаться, как признаком крутизны.
Для нее нет понятия — «нельзя, потому, что это, с общечеловеческой точки зрения, не этично».
Это тоже своеобразная этика — мне можно, потому, что я хочу и мне это нужно и, главное, никто не поймает….
Вот она, попав в чужую реальность, и выживала, как могла и доступным для нее способом.
А ты!?
… А что я?
Я намного хуже этой, непонимающей, что она творит пацанки.
У меня не стоял вопрос о выживании — меня это просто не очень интересовало.
Я сводил счеты со своей реальностью, добиваясь, что бы здесь, у вас она никогда не наступила.
Меня изначально воспитывали в другом ключе, чем ее.
То, что для нее естественно — я учился по ходу жизни.
Учился пониманию, что, в отношении подлеца, допустима любая подлость; что можно и нужно убивать убийц; что существует принцип «наименьшего зла», когда ты вынужден творить такое, что потом жить не хочется.
Учился тому, что цель должна оправдывать средства, а они иногда, даже для достижения очень благородной цели, могут быть вполне омерзительными.
Для чего!?
Ну, хотя бы для того, что, в будущем этого общества, такие люди как Сталин, Берия, я и иже с нами, были как можно менее востребованы.
Лопес мрачно посмотрела на сидящего за столом — А ты не боишься мне это говорить!?
… Девочка моя, а ты часом не заболела!?
Ты что думаешь, что этот наш разговор нигде не пишется?
Ну, ты совсем не уважаешь свое начальство.
Вякнул селектор — Ладно болтун, бери Лопес и немедленно ко мне на планерку.
В кабинете Генерального комиссара, кроме него, находилось еще восемь человек, в основном — срочно отозванные из зарубежья старшие кураторы следственного отдела и отдела специальных экономических проектов.
Народ, не знающий причины, по которой их всех выдернули в Москву, оторвав от плановых дел, но тертый и терпеливый, не привыкший задавать ненужных вопросов высокому начальству.
Дождавшись, когда Геста и Лопес пристроятся за столом, комиссар оглядел собравшихся и предупредил — Данная операция относится к высшему уровню секретности и говорить о ней вы можете только с присутствующими здесь. Делать записи, вне секретной части отдела, прошу по возможности избегать.
Сейчас Геста введет вас в курс дела.
И, внимательно посмотрев на сотрудников, добавил — информация будет очень неординарная, но отнестись к ней прошу максимально серьезно.