Далланис хмыкнул. Догадался, надо полагать, что капитан надеялся на эту остановку уж никак не меньше, чем его матросы.
— Ладно, будет остановка. Только небольшая. И чтобы к полудню все вернулись на свои места! Теперь идите.
— Спокойной ночи, господин Далланис.
— И вам тоже, капитан.
Крикс еще долго лежал на своей кровати, боясь лишний раз пошевелиться, хотя он точно знал, что снаружи под навесом уже никого нет.
Вот, значит, как. Далланис готов терпеть убытки, чтобы только сдержать слово и отвезти его в Адель. Крикс почувствовал, что, если он сделает вид, что ничего не слышал, и позволит Далланису осуществить задуманное, то утратит даже те остатки самоуважения, которые у него оставались после истории с мнимым "Риксом".
Нужно было действовать, причем немедленно.
План дальнейших действий вырисовывался сам собой — нужно только сойти на берег в Мелесе, отпроситься в город и найти хорошего писца… на середине этой мысли Крикс заснул.
…Письмо жгло ему руки все то время, пока он держал его в руках. Крикс был рад, когда ему наконец удалось избавиться от вощеного листа льняной бумаги с рябившими на нем темными строчками — прочесть его беглец не мог, но каждое из этих слов накрепко засело в его памяти. Даже потом, когда он уже шел по берегу Залива, а "Поющий вереск" и притулившийся на скалах Мелес уже остались далеко позади, Крикс то и дело нервно усмехался, вспоминая, как вытягивалось лицо у местного писца по мере того, как мальчик диктовал ему заранее это послание. Задача была непростой — исхитриться не единым словом не упомянуть о Риксах — но все-так объяснить Далланису его ошибку. Крикс жалел о том, что он так никогда и не узнает, что подумали о нем купец и капитан, когда узнали правду.
…Между тем Далланис, обнаруживший, что его гость пропал, оставив на своей кровати смятую записку, перечитывал ее уже четвертый раз.
Высыпанных на кровать поверх пергамента серебряных монет хватило бы на то, чтобы заплатить за перевоз по меньшей мере троих взрослых, но Далланис даже не смотрел на деньги. Казалось, что он вообще потерял способность видеть что-то, кроме строк, которые он раз за разом перечитывал — от слов "Произошла ошибка" и до подписи, стоявшей под письмом.
Безымянный!
Что и говорить, мальчик был совершенно не похож на Миэльриксов — леких в кости, светловолосых, сероглазых рыцарей из Северных земель. Если Далланис верил в то, что его гость был Миэльриксом, то лишь потому, что так было удобнее и… безопаснее. Потому что стоило отбросить эту мысль, как на глаза ежеминутно лезло невозможное, убийственное сходство между мальчиком — и Наином Воителем, отцом нынешнего Императора. Было время, когда Далланис охранял шатер правителя вместе с другими меченосцами "золотой сотни", и в те дни ему случалось видеть Наина так же близко, как сегодня — капитана Торвина. Случалось даже говорить с правителем, охотно снисходившим до беседы со своим эскортом.
Полным именем правителя в их сотне называли редко. Скажешь "Наорикс" — не сразу и поймут. Все больше "Наин". У каждого дан-Энрикса помимо династического имени было еще и личное, домашнее, известное только семье да самым доверенным людям. А у Наина таких доверенных и близких было — пол-Империи. Далланис, как другие новобранцы из числа его телохранителей, донельзя гордился выпавшей ему честью и соревновался с остальными за расположение правителя. То есть старался постоянно находиться рядом, исполнять любой приказ чуть ли не раньше, чем оно будет произнесено… Короче, насмотрелся. И на Наина, и на Валларикса — совсем еще мальчишку, не способного сражаться наравне со взрослыми, но все равно сопровождавшего отца в походах. И теперь, хотя прошло уже без малого пятнадцать лет, покойный Император вспоминался ясно, как живой.