Истинное зло (ЛП)

-Нет, — прошипел Том сквозь сжатые челюсти, его перепачканные черным пальцы поднялись вверх, чтобы схватить себя за волосы и скрутить. — Нет, нет, его здесь нет …

— Он тут, он тут! — в ужасе кричал его разум. Отвращение, стыд, все самое ужасное превращается в простую смесь непавильного. Тома вырвало едкой смесью фруктов и сыра на ковер. Здесь воняло мерзостью и гнилью, как от Крины.

— Он тебя погубит, — солгал его мозг. Кожа Тома горела от прикосновения невозможного. Он знал, что Дожа здесь нет — но все так обострилось в этот единственный целенаправленный момент, что он не мог отличить реальность от лжи.

Том встал со стола, потом рухнул на колени, брюки намокли от рвоты. Все горело и зудело, фантомные конечности и голоса покрывали его кожу.

Милая, милая любовь.

— Нет, — возразил Том, яростно кусая язык. — Тебя здесь нет, тебя здесь нет…

— Разве? — врал и играл его мозг. Ласки воздуха. Том ударился головой о стол и почувствовал, как у него перехватило горло, и он всхлипнул.

— Я всегда здесь, — он мог вообразить это настолько интуитивно, что это стало для него реальным. Агония, этот позор. Том царапал и царапал, чувствуя, как кожа на руках треснула, а волосы вырвались с корнем. Черное пятно от чернильницы на стене Крины медленно стекало вниз, словно ужасающие смоляные слезы.

— Ты никогда не избавишься от меня, — беззвучно рыдал Том. Даже если ты убьешь меня, ты всегда будешь чувствовать это. Ты никогда этого не забудешь, малыш Томми.

— Пошел ты, — сказал Том. — Да пошел ты.

Нет, ты слишком труслив.

Тому хотелось, чтобы его мозг заткнулся, чтобы он сам замолчал. Ему нужны были зелья, блаженная бессознательность, из которой ничто не могло его вывести. Он хотел чего угодно, чего угодно…

Всегда ищешь легкий выход.

Том с трудом поднялся на ноги, ударившись бедром о ближайший стол. Оно пульсировала, горя расплавленным жаром дюжины черных язв, которые зудели, как сигаретные ожоги. Дож рассмеялся ему в ухо, душа его запахом одеколона и касаясь пальцами по трахее. Хороший мальчик.

— Прекрати, — прошипел Том, зажмурившись. — Ты не настоящий …

Я в твоем черепе, как и дюжина других разумов и монстров. Дикие заключённые, потерявший рассудок. Дож приставал к нему, нажимая остро и обжигая, как четки, выжженные на спине. Это здесь ты начинаешь молиться? Где твой Бог?

— Нет, — прошептал Том, дергаясь и оседая на землю. — Я…

Все кончено, и Том почувствовал, как его сердце оборвалось и разбилось, растаяло в неконтролируемой истерике. Все закружилось, дезориентируя волной хаоса и восприятия, которые отдаленно говорили ему, что его дыхание соответствует его сердцу. Быстрее и быстрее, одной рукой сжимая горло.

Где сейчас твой Бог?

Том зажмурился, ему приснились гниль и ядовитое вино, и он до крови вцепился в горло.

— Ты не настоящий. Ты не …

Я внутри тебя. Свожу тебя с ума, как маленького мальчика, которым ты и являешься. Где ты был, Том, когда взорвались бомбы?

Ползая по грязи, умоляя о прощении и молясь, чтобы он пережил эту ночь. Плакал, бил себя, потому что не хотел умирать. Он боялся умереть…

— Нет, — беззвучно ответил Том. — Нет Бога, кроме меня.

Том Риддл стоял, волоча обмякшие кости и протискиваясь сквозь черные пятна своего зрения. Его сердце — маленькая неистовая часть, подпитываемая паникой, как лошадь. Трепещет, как воробей, умоляя сломать ему шею.

Том поплелся через комнату, его дыхание замедлялось с каждым шагом. Он схватился за лежащий на столе нож.

Ты трус!..

— Заткнись, — сказал Том, раздувая ноздри. — Ты просто маленький напуганнный…

Ты в ужасе. Это все, что ты есть, испуганный маленький мальчик, кричащий, что не хочет умирать.

Том вздрогнул, одной рукой схватившись за волосы, а другой поцарапав ножом щеку.

— Заткнись, — прошептал он.

У тебя не хватает смелости. Честолюбия.

Том знал, что это так. Его сердце кричало, чтобы он остановилось. Умоляя его подумать еще раз, что должен быть другой способ.

Нет, его нет, рассмеялся его мозг. Его ужас, страх и тревога соединились в единую концепцию подавляющей мысли. Ты умрешь, малыш Томми. Где ты был, когда взорвались бомбы? Молился своему Богу?

Том беззвучно всхлипнул и исказил лицо, превратив его в ничто. Он нашел шкафчик, выудил оттуда свой дневник и сжал его испачканными рвотой пальцами.

— Я могу это сделать …

У тебя на это духу не хватит. Ты просто жалкий.

— Что-то вроде равного обмена, — оправдывался Том. Он прошел дрожащими шагами в фойе, где, как он знал, читала Крина. — Что-то даетмя, что-то забирается…

О, посмотри на себя, думаешь, что ты такой умный. Его мозг и ужас смеялись над ним, поражая его душу. Рак, который он должен был удалить. Ты думаешь, что сможешь расколоть меня, вырезать всю гниль из своего сердца и спрятать ее где-нибудь в другом месте. Ампутация на поле боя?

При его появлении Крина подняла глаза, комично расширившиеся при виде его состояния. Она открыла рот и застыла при виде ножа и дневника.

— Ох, — еле слышно прошептала Крина. — Похоже, ты принял решение.

Позади нее старинные викторианские напольные часы пробили свое время и зловеще зазвонил.

динь…динь…динь!

***