Истинное зло (ЛП)

Они танцевали, обмениваясь взглядами. Дементоры наблюдали за ними, боясь вмешаться. Беллатрисса свернулась калачиком, боясь заплакать или рассмеяться. Гарри знал, что эмоции находятся за пределами возможностей монстра, которого он наблюдал, но в другом мире он представлял себе, что Волдеморт наслаждается собой.

А потом Волдеморт исчез, и Дамблдор повернулся к Гарри так быстро, что это выглядело как танец.

— Оставайся на месте, Гарри! — крикнул Дамблдор.

Впервые в голосе Дамблдора прозвучал испуг. Гарри не мог понять почему. Зал был совершенно пуст, кроме них самих, рыдающей Беллатриссы, скорчившейся на полу, и остатков дергающихся статуй.

А потом шрам Гарри взорвался болью, и он вдохнул так глубоко, что ему показалось, будто он тонет.

Гарри не был чужд боли, связывающей и расщепляющей его самого. Он был вещью, сделанной из глины, отлитой в форму для тех, кто был нужен миру. Спаситель, лжец, мальчик и оружие. Он был врагом Волдеморта и другом Тома Риддла. Он был связан в тисках бесконечных существ с чешуей и кольцами, которые окружали мир. Ни начала, ни конца, это была змея, которая проглотила свой хвост, и Гарри позволил придать себе её форму. Когда он заговорил, то использовал его рот. Когда он смеялся, он использовал его язык. Когда оно двигалось, оно использовало его кожу.

— Убей меня сейчас же, Дамблдор, сказали они. — Если смерть — ничто, Дамблдор. Убей мальчишку.

Стало больно, но это был знакомый ожог. Когда-то Гарри боялся такой изоляции, но эта связь подарила ему драгоценные вещи. В первый раз Том встретил Нагайну, лица Сигнуса и Абраксаса. Зрелище боли и страдания; несколько тайных мгновений истинного, подлинного счастья.

Существо отпрянуло, шевелясь и булькая. Они поперхнулись и в тревоге упали на колени. То, что когда-то казалось бесконечным, искривлялось, искажалось под всемогущим давлением. Гравитация менялась, кислород уходил.

— Гарри? — испуганно спросил Дамблдор. — Гарри!

— Что это? — спрашивали они, задыхаясь от отвратительного извращенного чувства. Это было неправильно, это было отвратительно — это была печаль и ликование. Любопытство и гордость.

— Что ты делаешь? — требовали они. — Прекрати!

— Нет, и не подумаю, — сказал он, словно бог, а потом рассмеялся. О, я буду твоим Богом.

Они кричали, извиваясь — давление было таким сильным, что выворачивало их наизнанку. Он сжимается, переворачивается, пока плоть Гарри не расширяется и не сжимается, как петля. Чешуя и кольца сжались внутри его ребер, в мышцах. Меньше и крепче, он сжал, и Волдеморт закричал.

Гарри упал лицом вниз, дрожа на холодном камне. Он повернулся на бок, сплевывая слюни и сопли. Дамблдор схватил его, помогая подняться на ноги.

— С тобой все в порядке, Гарри?

— Да, — сказал Гарри, трясясь так сильно, что не мог нормально держать голову. — Да, я… Я…

Его колени подогнулись, и только хватка Дамблдора удержала его в вертикальном положении.

— Интересно, — сказал Волдеморт, как ветер. Он стоял в нескольких шагах от него, широко раскрыв глаза и заинтересовавшись. Большая мускулистая змея появилась из складок его плаща, осторожно волочась по земле. Скрежет чешуи по камню заставил Гарри содрогнуться от фантомной боли.

— Прекрати, Том, — серьезно сказал Дамблдор. Гарри понял, что где-то в битве Дамблдор подхватил пророчество. — Ты не можешь выиграть этот бой.

Змея, Нагайна, тихо зашипела. Повторенная мантра обожания и уважения; этот интеллект поразил Гарри на краткий миг.

— Мне нужно только убить мальчика, сказал Волдеморт. — Ты уже пострадал за свои действия …

Гарри застонал от неудобства, и в тот же миг Волдеморт отпрянул назад. Беллатрисса закричала, держа палочку высоко над головой.

Треск!

Одинокая фигура, стоявшая на коленях на земле в большой покосившейся мантии, пошатываясь, отошла от портключа. Один шаг вверх, мягкое прикосновение меха к камню.

Волдеморт сделал шаг назад, неуверенный в своих движениях. Гарри почувствовал, как на его лице невольно появляется дразнящая улыбка.

Том Риддл решительно встал. Его мантия распахнулась, сверкая мехом. Гарри издал приглушенный смешок — Том Риддл был эксцентричен до мозга костей.

Вспышка памяти, сон вечной давности.

Я отдал свою любовь, которой ты так сильно дорожишь, я перестал искать выход из этого темного места, я перестал молиться о свете. Это моя последняя исповедь.

— Том, — сказал Дамблдор умирающий голосом. — Почему ты весь в крови?

Том Риддл поднял голову, покачиваясь в такт шепоту дементоров в небе. Кожа и одежда Тома почернели от крови, куски искореженной ткани застряли у пояса. Мантия скрывала ужас, пока не соскользнула с его худых плеч, открывая всю глубину его демонстрации.

Том Риддл уставился в землю, раскачиваясь из стороны в сторону и по-детски хихикая. Увеличиваясь в объеме и интенсивности, его истерия сравнялась с истерикой Беллатриссы. Он откинул голову назад и показал ужасное черное пятно поперек горла. Рваная рана, глубоко внутри плоти.

— Что? — испуганно спросила Беллатрисса через весь холл. — Что это такое?

Том Риддл ухмыльнулся кровавой улыбкой, его глаза горели лихорадкой и кровоточили красным.