Истинные цвета

– Я не стану устраивать показ и ничего тебе не верну.

– Но почему? – воскликнула Изабель возмущенно. – Если они тебе не нравятся, почему бы не отдать полотна тому, кто их оценит?

– Потому что я вложил в тебя большие средства, а эта серия может уронить тебя в глазах художественного мира, – ответил он, презрительно фыркнув. – Отвратительная мазня!

В течение нескольких недель Изабель буквально места себе не находила. Как только обида и злость на Джулиана немного утихали, ее охватывало отчаяние. Если она переставала упрекать себя в бездарности, то начинала ругать за то, что предоставила Рихтеру такую всеобъемлющую власть над собой и своими творениями. Порой она воображала себе сладкие картины мщения, а чаще всего корила себя за подписание кабального контракта с галереей Рихтера.

В довершение ко всем несчастьям в ноябре Джулиан устроил ее выставку, где представил разрозненные работы из разных серий, производившие впечатление полного хаоса и не несущие в себе никакой идеи. Этой выставкой он хотел унизить непокорную. И добился своей цели.

Скай старалась ее утешить:

– Он не сможет уничтожить тебя. Ты слишком талантлива.

– Почитай отзывы о выставке. – Изабель бросила ей пачку газет. – «Нью-Йорк таймс» полагает, что у меня головокружение от успехов. «Вашингтон пост» сравнивает меня со звездой, ярко вспыхнувшей на небосклоне, чтобы тут же угаснуть.

Скай успокаивала подругу как могла.

– По-моему, большинство догадывается, что эта выставка не более чем хорошо организованный спектакль! Забудь об этом, Изабель. Это всего лишь царапина на стекле, а не трещина.

Но подруга по-прежнему терзалась сомнениями.

Как-то вечером, три недели спустя, в дверь мастерской Изабель позвонили. Она открыла и увидела на пороге Филиппа Медину в кашемировом пальто, твидовом спортивном пиджаке, широких брюках с защипами на поясе и шелковой рубашке. Она же предстала перед ним растрепанная, взъерошенная – волосы стянуты в пучок на затылке, лицо и руки в краске.

– Я не опоздал к обеду? – спросил он, словно они виделись не далее как сегодня утром.

– Опоздал. На полгода.

Он склонил голову набок и приложил палец к губам.

– Должно быть, обед успел остыть.

– Вот именно.

Он отступил в сторону, потянув за собой Изабель, прищелкнул пальцами, и в тот же момент в комнату один за другим прошествовали три официанта. Поставив посредине столик и стулья, они расстелили скатерть, разложили серебряные приборы, салфетки и водрузили на стол вазу с цветами; затем выложили на кухонную стойку аппетитные кушанья; поместили калифорнийское белое вино в серебряное ведерко со льдом; поставили пластинку с музыкой Баха и удалились.

Филипп подошел к стойке и приподнял крышку кастрюльки.

– Видишь? Горячее, с пылу с жару.

– Прямо как я. – Она старательно насупилась, изображая крайнюю степень раздражения. – Я страшно зла на тебя, Филипп. Я требую объяснений.

– Обед остынет.

– Сейчас же!

Несмотря на ее отказ, он все же налил вина, протянул ей бокал, усадил ее за стол и сел сам.

– Я говорил тебе еще на Мальорке, Изабель, что ты сводишь меня с ума. Но я никак не мог смириться с тем, что стоило Джулиану только свистнуть, и ты помчалась к нему со всех ног.

– И вовсе я не помчалась! У меня перед ним определенные обязательства. Я думала, ты это понял.

– В общем, да, но в глубине души я считал твой отъезд знаком того, что ты принадлежишь отнюдь не галерее Джулиана Рихтера, а ему самому.

– Ты ошибался.

Ее откровенно враждебный тон смутил его. По правде сказать, ему ничего не известно об истинных отношениях дилера и художницы. Он принял на веру заявление Джулиана после той статьи в «Ящике Пандоры», что они любовники и собираются пожениться, но теперь вспомнил, что Изабель ни словом не подтвердила этот факт.

Отбросив неприятные мысли в сторону, Филипп взял Изабель за руку. Она ее не отняла.

– Я слышал о том, что произошло, – сказал он. Лицо ее смертельно побледнело. – Я и сам там побывал.

Глаза Изабель заблестели, но она сдержала слезы.

– Мне следовало быть рядом с тобой.

– Так почему же тебя не было?

Он растерянно развел руками и вздохнул.

– Если бы я знал, что Джулиан так жестоко отомстит тебе, я бы ни за что не оставил тебя с ним один на один.

– И что бы это изменило? Картины ему не понравились, и он отказался их выставлять.

– Возможно, мне удалось бы заставить его пересмотреть свое решение.

– Рихтер никогда своих решений не меняет.

– Не всегда.

Филипп произнес это так уверенно, что Изабель оторопела. Она попросила его объясниться, но он ловко ушел от разговора.

– Хватит о Джулиане. – Медина легонько стукнул ладонью по столу. – Поговорим лучше о нас. Я признаю, что вел себя как последний мерзавец. И прошу у тебя прощения. Могу ли я надеяться, что ты снимешь бремя с моей души?

Изабель пожала плечами. Тогда он озадаченно потер подбородок. Внезапно его лицо озарилось улыбкой. Пошевелив бровями, он бросил на нее лукавый взгляд:

– Я знаю, что поможет мне заслужить прощение ее высочества!

Изабель подавила улыбку и с королевским величием протянула ему пустую тарелку:

– Обслужи-ка свою госпожу, пока обед снова не остыл.