Истинный д`Артаньян

Это письмо чрезвычайно интересно для историков. «Оно изобличает, — как тонко заметил Арман Правьель, — неукротимого в своей гордости, проникнутого чувством собственной важности гасконца, легко обижающегося, но в то же время дьявольски сутяжного, крючкотвора, способного препираться до бесконечности. Он вполне соответствует удивительному проявлению традиционного духа этой страны индивидуалистов, где каждый ожесточенно защищает свой клочок земли, не приносящий ему никаких доходов, осаждает приемные мировых судей, жалуется сам и заставляет плодить жалобы на пустом месте, ради чести, ради удовольствия»28.

Послав просьбу об отставке, д'Артаньян рассчитывал на то, что его попросят остаться на посту, и с нетерпением ждал одобрения своих действий. Наконец пришло успокоительное письмо.

«Если я не написал Вам ничего в отношении того, что Вы поручали мне в письме просить Его Величество сократить срок Ваших полномочий, — написал ему Лувуа 15 сентября 1672 года, — то дело в том, что Его Величество не счел это уместным, имея в виду, что в настоящее время он не может доверить управляемый Вами город никому, в чьих руках он был бы в большей безопасности».

Губернатор крепости Вобан, который по части прямолинейности и упрямства ни в чем не уступал д'Артаньяну, крайне не одобрял «эти склоки». Ему казалось, что бесконечные посягательства губернатора Лилля на его прерогативы выставляют его самого в смешном свете. В письме к Лувуа он с горечью жаловался на то, как поступает мушкетер, и в пику ему предложил уже свою отставку: «Поскольку, как мне кажется, этот последний обладает правом отдавать приказы по всем вопросам, касающимся крепости, я счел необходимым покорно просить Вас, монсеньор, соблаговолить сообщить мне, каково было намерение Его Величества, когда он передал мне управление, и в чем состоят мои обязанности, ибо не могу представить, чтобы король, который при каждом случае демонстрировал свое милостивое ко мне отношение, желал бы, чтобы я играл здесь роль „принца Тривеллина“29... Мне достаточно тяжело оказаться отстраненным от управления после четырех лет, в которые я считал, что являюсь губернатором [крепости], благодаря безупречному обращению со мной г-на маршала д'Юмьера и благоприятному пониманию им слова Власть, которую королю было угодно мне доверить».

Со своей стороны, супруга маршала д'Юмьера настойчиво просила Лувуа вернуть ее мужа «к управлению Лиллем, где, — писала она, — я думаю, его присутствие было бы небесполезно при сложившихся обстоятельствах и пригодилось бы его пусть малое разумение в делах».

По правде говоря, сложности, возникшие при управлении Лиллем, вполне объяснимы. Уже в течение долгого времени власть губернаторов провинций и городов неуклонно приходила в упадок. Обычно оставаясь при дворе и лишь изредка и ненадолго появляясь на подвластных им территориях, губернаторы не имели обыкновения держать в узде подчиненных им лейтенанта короля и губернатора крепости. Д'Артаньян не принадлежал к этой породе больших сеньоров и придворных, привыкших просто носить почетные титулы. Как деятельный военный, привыкший командовать людьми, он не считал возможным передавать в другие руки возложенные на него полномочия генерал-губернатора. Что мог сделать Лувуа при виде такого усердия, как не призвать остальных к терпению? Он отказал Вобану в отставке и удовлетворился тем, что посоветовал ему дождаться конца срока губернаторства капитана мушкетеров. «После этого, — написал он ему, — все Ваши требования будут удовлетворены и все дела будут улажены таким образом, что Вы останетесь довольны».

Так что права д'Артаньяна были продлены еще на целый месяц в ожидании времени, когда окончится опала маршала д'Юмьера.

В День Всех Святых д'Артаньян получил приказ присвоить всем эшевенам города звание «комиссаров по обновлению Закона». По словам Лепеллетье, он весьма ответственно отнесся к этой задаче: «Публика оказалась весьма довольна, и г-н д'Артаньян со всей ответственностью отдал свой голос в поддержку тех лиц, которых счел наиболее способными и лучше всего расположенными к этой деятельности, судя по докладам, которые ему были сделаны».

Наш губернатор был особенно тесно связан с неким фламандским дворянином Михелем-Анхелем де Верденом, большим другом Франции и одним из четырех бальи Лилль-ского округа. Весьма достойно сожаления, что в своих Мемуарах этот человек не оставил нам никаких подробностей о «графе д'Артаньяне, капитане мушкетеров, человеке исключительных достоинств и невероятной храбрости, имевшем честь удостоиться благорасположения Его Величества».

«Это был, — просто написал он, — один из моих самых могущественных покровителей и один из моих лучших друзей».

Наконец, 6 декабря д'Артаньян вернул должность губернатора маркизу д'Юмьеру, приехавшему для того, чтобы председательствовать на ассамблее Лилльских Провинциальных штатов. Можно догадаться, с каким облегчением после всех пережитых неприятностей д'Артаньян покинул туманную Фландрию и вернулся в Париж, в свой дом на Паромной улице, к своим мушкетерам и к своему королю.