– Главная цель эксперимента, – продолжала она, – это изменение нашей основной реальности, в которой все мы существуем здесь и сейчас. Как функционирует локальное изменение, ты испытала на себе. Но это всего лишь частность, которая непрочна и требует постоянной подпитки энергией. Речь же идет (голос Франсуазы обрел торжественные нотки) о всеобщем и окончательном изменении.
(«Интересно, в чью пользу»,– автоматически подумала Марго, но промолчала, опасаясь ненароком спугнуть откровенное настроение своей тюремщицы.)
– Но здесь мы столкнулись с серьезной технической проблемой, – продолжал звучать вдохновенный голос. – Если частные вариации можно производить, находясь в этой же реальности, то глобальное и окончательное изменение возможно инициировать только извне. Иного решения эта задача, к сожалению, не имеет. Чтобы собрать машину в нужной нам реальности, мы были вынуждены вступить в контакт с ее аборигенами, что и происходило во второй серии. Ну а когда дело было выполнено, потребовалось прибрать за собой. Понятно?
– Но почему Клер все знала заранее?
– Она была умная девочка, – равнодушно пояснила Франсуаза, – и быстро сообразила не столько что к чему, сколько то, чем ей лично это грозит. Но ей все равно нравилось это занятие, точнее, ей нравился Ивар. Только однажды она пристала как с ножом к горлу: я хочу знать, когда. Ну, ей и объяснили, что в тот день к ней вместо обычного связного придет его жена. Клер по достоинству оценила весь юмор этой ситуации.
– Это ты объяснила ей, – жестко констатировала Марго.
– Ну, разумеется, я, – холодно усмехнулась Франсуаза. – Иварчик у нас такой чувствительный.
– Постой, – перебила ее Марго, – ты ведь тоже заранее знала, что я приду к тебе. Значит, вы копаетесь не только в нашем прошлом, но и в будущем?
Улыбка победительницы, которой Франсуаза одарила Марго, лучше всего отвечала на этот, в общем-то, риторический, вопрос.
– И как далеко вы способны забраться? – продолжала выспрашивать Марго.
Улыбка Франсуазы слегка померкла:
– У нас нет ограничений, кроме одного: мы пока не в состоянии проникнуть в то будущее, какое образуется сразу после окончательного изменения.
«Интересно, почему? И какой смысл в незначительном словечке „пока“?» – снова подумала Марго. А вслух произнесла:
– Ничего. Меньше будешь знать, не так скоро состаришься.
– Я – другое дело, – добавила она, разом отметая еще не высказанные возражения. – Мне старость уже не грозит.
– А ты не торопись, – неприятная жесткая улыбка слегка тронула губы Франсуазы. – Машина уже установлена, Ивар проверил ее готовность. И если ты хочешь увидеть измененный мир, постарайся продержаться ближайшие двое суток.
– Опять обманешь? – убийственно улыбнулась Марго.
– Я никогда не обманываю, – нахмурилась Франсуаза. – Разве я обещала отпустить тебя после окончания эксперимента? Просто ты не догадалась об этом спросить. И если я говорю, что ты сможешь увидеть измененный мир, то это вовсе не означает, что ты останешься в нем жить.
– Спасибо, ты все чудесно объяснила, – Марго была сама любезность. – Только мне кажется, здесь есть какая-то существенная ошибка.
– Нет! – лицо Франсуазы исказила гримаса неожиданного гнева. – Нет в наших расчетах никаких ошибок. Все будет так, как мы задумали.
Марго смотрела на нее с недоумением; она высказала свое предположение, вовсе не желая позлить Франсуазу. Марго чувствовала, что в стройной разработке «Источника» действительно скрыта ошибка, ее необходимо найти. Иначе произойдет нечто более страшное, чем так называемое окончательное изменение. Жаль, что для размышления осталось немного времени, да и обстановка, вероятно, будет неподходящая.
Франсуаза еще раз взглянула на часы и сделала приглашающий жест:
– Моя дорогая, добро пожаловать на Голгофу.
Когда вагон тряхнуло на очередной стрелке, Ивар машинально подумал, что здешние дороги явно не лучшего качества. За окном унылой бесконечной лентой тянулись пустынные поля, а затерянные среди них деревни казались совершенно необитаемыми.
Поезд, называвшийся скорым, тащился сейчас не быстрей заурядной электрички, кланяющейся каждому столбу. В купе кроме Ивара находились двое военных и какой-то помятого вида человечек, вероятно, беженец из зоны боевых действий. Он забился в угол у окна и, казалось, спал. Ивару это съежившееся существо напоминало нахохлившегося, насмерть промерзшего воробья. Оба офицера ожесточенно обсуждали какие-то мелкие, непонятные посторонним подробности текущей кампании, не обращая ни малейшего внимания на своих попутчиков.
Дверь в купе со скрежетом приоткрылась, и в проеме возникла скучающая физиономия крупного мужчины.