Гарри попытался впитать в себя ощущение присутствия всех этих вещей. Он спал в постели Джаза, пользовался его кухней, ванной и даже домашним халатом. Он нашел несколько телефонных номеров старых подружек Джаза, позвонил им и, расспросив, выяснил, что это весьма разношерстная толпа людей, не имеющих между собой ничего общего, за исключением явно высокого интеллекта и того, что все они, как одна, считали Джаза “очень милым парнем”.
Гарри тоже начал склоняться к этому мнению. Если раньше Майкл Дж. Симмонс был для него всего лишь средством, ведущим к цели — реализовать надежду найти" свою семью, — то теперь он стал для него самостоятельной ценностью. Иными словами, горизонт навязчивой страсти Гарри вышел за сферу его личных интересов.
На этой же стадии Гарри почувствовал, что теперь ему нужно подобраться немножко ближе к самому Симмонсу. Ну, если не к реальному человеку, то, по крайней мере, к его метафизическому “Я”. Симмонс более не существовал в этой Вселенной, но когда-то, в прошлом, он был здесь...
В те времена, когда Гарри вел бестелесную жизнь, у него была возможность отправляться в путешествия в прошлое и “материализоваться” там: он мог появиться в виде туманного образа на экране текущих событий. Теперь, когда он вновь обрел телесное воплощение, такие путешествия стали невозможны. Они могли бы создать невероятные парадоксы и, может статься, повредить саму структуру времени. Он мог продолжать путешествовать во времени, но, делая это, вынужден был оставаться в метафизической бесконечности Мёбиуса, не делая попыток контакта с реальным миром.
Теперь возникла такая необходимость. В данном случае для того, чтобы добиться своей цели, он мог довольствоваться самим путешествием во времени. Итак, он вошел в пространство, отыскал дверь в прошлое и совершил туда небольшое — протяженностью менее чем в два года — путешествие. Делая это, Гарри менял свою позицию только во времени, но не в пространстве; он продолжал “проживать” в доме Джаза Симмонса. Таким образом, когда он решил, что прошел уже достаточно далеко и, развернувшись, отправился в обратную сторону, в настоящее время, он мог практически без всяких сомнений быть уверенным в том, что мощная голубая нить жизни, идущая параллельно его собственной, принадлежит именно Симмонсу. В конце концов, он отыскал ее именно в доме Симмонса. Следуя вдоль этой нити жизни в будущее, он знал также, что сейчас тем или иным образом выяснится сходство между... чем? исчезновением? перенесением?.. Симмонса и его собственных жены и сына.
Доказательство не заставило себя долго ждать, и на темпоральной шкале оно точно совпадало со временем, которое указал Дарси Кларк как момент исчезновения Симмонса. Гарри, хотя и ожидал этого, не видел, как это произошло — всего лишь ослепительная вспышка белого света, после которой... он остался в одиночестве. Джаз Симмонс куда-то исчез! Предположительно, туда же, куда до него исчезли Гарри-младший и Бренда.
Гарри не нужно было возвращаться и еще раз проигрывать ту же самую сцену. Он видел ее уже много раз, но она всегда выглядела одинаково. Ничего нового для себя он не отметил, и единственная разница заключалась в том, что Симмонс исчез в единственной мгновенной белой вспышке, в то время как исчезновение Гарри-младшего и его матери сопровождалось двумя одинаковыми мощными взрывами. Относительно значения этих последних вспышек Гарри терялся в догадках. Он знал лишь, что до такой белой вспышки голубая линия жизни простирается в будущее и что после вспышки линия жизни более не существует, во всяком случае, в этой Вселенной.
И это привело его к новой линии расследования — к самому Мёбиусу.
Август Фердинанд Мёбиус (1790 — 1868) — германский математик и астроном — покоился в своей могиле на Лейпцигском кладбище. Во всяком случае, там находился его прах, и для Гарри Кифа, некроскопа, это значило, что там находился и Мёбиус. Гарри уже встречался с Мёбиусом, выясняя у него тайны нового пространства. При жизни Мёбиус открыл его существование (хотя сам он отрицал это, уверяя Гарри, что на самом деле всего-навсего “заметил” его), а после смерти продолжил развитие своих теорий до уровня точной науки, науки, которую никто из живущих не смог бы понять. То есть — никто, за исключением Гарри Кифа. И, конечно, сына Гарри Кифа.
Последний раз Гарри прибывал сюда более традиционными транспортными средствами: самолетом до Западного Берлина, а затем через контрольный пост в Восточную Германию — как турист. Но насколько заурядным было его прибытие, настолько же необычным был его уход из Лейпцига, проделанный по совершенно иному маршруту — через дверь Мёбиуса. Это была первая встреча Гарри с бесконечностью Мёбиуса, и с тех пор он стал в этой области уникальным экспертом.